Умом Мишка, конечно, понимал необходимость обучения на пределах возможностей организма. Сержанты и офицеры вовсе не были садистами (ну, по крайней мере, не все), просто почти в любой армии мира солдат доводят до состояния, когда усталость преодолевается уже на одной ненависти. То, что объектом этой ненависти становится собственное начальство, – неизбежное зло, главное – тонко чувствовать границы и не перегнуть палку. Иначе либо негативные последствия для здоровья, либо открытое неповиновение.
Мишка этой границы не знал и не чувствовал, к тому же сильно опасался, что не чувствует ее и дед. Все-таки в строю были ребята на два-три года моложе обычных новиков, которых нещадно гоняли десятники. В юношеском возрасте разница в два года – дистанция огромная.
Мишка заметил, как один из учеников воинской школы безуспешно попытался почесать зудящий живот сквозь кольчугу и поддоспешник, и внезапно вспомнил… ТОГДА ему, вместе с еще несколькими солдатами, призванными из Ленинграда, все же удалось удивить и комбата, и других командиров.
«А собственно, почему бы и не попробовать? Хуже точно не будет, а что похабщина, так не в „благородном собрании“ пребываем, армия всегда армия, независимо от эпохи».
Мишка прокашлялся пересохшим горлом и, набрав в грудь воздуха, запел:
В дороге жарко, пыльно,
От пота мы мокры.
Мы чешем наши спины
И чешем животы.
И кое-что еще, чего чесать не надо,
И кое-что еще, чего чесать нельзя!
В строю раздался одинокий смешок, и Мишка, прибавив громкости, запел припев:
Не торопись-пись-пись,
Приободрись-дрись-дрись,
Мы застрахуем-…ем-…ем
Вашу жизнь!
На Мишку начали оборачиваться, сзади раздалось дедовское «Кхе», но было непонятно: одобрительное оно или осуждающее. Во всяком случае, продолжать Мишке никто не мешал.
Деваха молодая
На бережку сидела,
Соседа вспоминала
И кушать захотела.
И кое-что еще, чего хотеть не надо…
Кто-то догадливый в строю подхватил:
И кое-что еще, чего хотеть нельзя!
Припев подхватили уже несколько голосов, хотя о том, что такое страхование жизни, никто не имел ни малейшего понятия. Смешки раздавались уже со всех сторон. Мишка оглянулся на задние ряды – парни, понурившись тащившиеся позади всех, начали поднимать головы, прислушиваясь к веселым голосам впереди.
«Ага! Действует! Продолжаем, сэр. Не оперный театр, конечно, но публика оценит!»
Купчина толстобрюхий
Нас в гости пригласил
И, в двери пролезая,
Мизинчик прищемил.
И кое-что еще, что прищемлять не надо…
Грохнул хором уже десяток, или больше, голосов:
И кое-что еще, что прищемлять нельзя!
Припев горланил уже чуть ли не весь строй. Мишка импровизировал на ходу, адаптируя текст к понятиям XII века, и одновременно старался задать оптимальный темп солдатского шага – семьдесят шагов в минуту.
Двум теткам ветерочек
Подолы вдруг задрал,
И мужичок прохожий
Коленки увидал.
И кое-что еще, на что смотреть не надо…
Пацаны горланили коряво срифмованную непристойность, забыв об усталости и машинально подстраивая шаг под темп песенки.
И кое-что еще, на что смотреть нельзя!
Припев уже исполняли с уханьем и присвистом, строй подтянулся, шаг стал размашистым, деду с Алексеем пришлось слегка подгонять коней. У ребят явно открылось второе дыхание. Дед сопровождал каждый куплет довольным «Кхе!» и по-гусарски лихо расправлял усы, Алексей просто улыбался. Мишка видел улыбку рано поседевшего, всегда немного мрачноватого друга молодости отца впервые – как-то не случилось за месяц знакомства поводов для веселья.
ТАМ Мишка знал где-то десятка два куплетов этого, с позволения сказать, произведения. Не все из них можно было воспроизвести ЗДЕСЬ (не из застенчивости, разумеется, а потому, что там упоминались: трамвай, презерватив, ГАИ, клизма, рояль и прочие достижения цивилизации более поздних веков), но хватило и того, что можно было воспроизводить ЗДЕСЬ. Впрочем, Мишка был уверен, что отроки, не задумываясь, повторят незнакомые слова, так же как и слово «застрахуем», только вот как им потом их смысл объяснять?
Уверен он был также и в том, что скоро «народное творчество» обязательно породит новые «перлы изящной словесности» в дополнение к тому, что прозвучало сейчас. ТАМ именно так и произошло, а поскольку почти половина солдат Мишкиного полка была родом с Украины, то в тексте замелькали специфические выражения типа: вмэр, змэрз, витер в срацю, и т. п.
Слава богу, в XII веке и слыхом не слыхивали о таком персонаже, как замполит. ТАМ, после успешного выступления на горной дороге, Мишка достаточно наслушался от некоего майора Пучкова о хулиганском попрании высоких морально-нравственных норм советского воина и общей развращенности молодежи, особенно ленинградской.
ЗДЕСЬ же… Интересно, как отреагировал бы на этот текст отец Михаил?
* * *
Со стороны ворот раздался какой-то негромкий звук. Луна, как назло, опять скрылась за облаком, и, похоже, надолго – облако было большим и двигалось медленно.
«Специально момент подобрали, падлы! Забыли, суки, что я на звук бить могу? Думаете, дрыхну без задних ног? А вот хрен вам! Я за месяц еще двоих на слух стрелять выучил. Будет вам приз в черном ящике. Блин, скотина в загоне шебаршит, не слышно ни хрена».
От ворот снова донесся еле уловимый шум, потом вроде бы слегка стукнуло деревом по дереву.
«Кажется, запорный брус из проушин вынимают… В калитку не пройти, что ли? Не на танке же они въезжать собрались?»
Мишка почувствовал, что кто-то тронул его за локоть, обернулся и с трудом разглядел в темноте, что Дмитрий показывает рукой на облако, а потом прижимает палец к губам. Поняв смысл пантомимы, Мишка согласно кивнул.
«Значит, ждем, пока выглянет луна. Пока они такими темпами с воротами возятся, как раз и облако пройдет. Только бы кто-нибудь из девок раньше времени не стрельнул. Дед специально несколько раз предупреждал: надо, чтобы все во двор влезли. Мои-то ребята выдержат, не сорвутся, спасибо Стерву за науку».
Напряжение все нарастало, Мишке уже начало казаться, что времени с момента первого шума у ворот прошло чуть ли не больше, чем он пролежал на крыше до появления заговорщиков. «Спецназовцы», молодцы, не выдавали себя ни звуком, ни движением.
Если бы кто-то из нападавших внимательно всмотрелся в конек крыши самого большого дома лисовиновской усадьбы, то, возможно, и разглядел бы на фоне неба какие-то бесформенные пятна, но для этого пришлось бы специально всматриваться. Шлемы ребят были обмотаны тряпками, чтобы их не выдал блеск металла. К тому же, как объяснял (и доказывал на практике) Стерв, глаз в первую очередь фиксирует движущиеся предметы, для того ребят и приучали замирать неподвижно.