Потянулись сумрачные кирпичные дома с пыльными окнами, и генерал напрягся.
— Сейчас поворот налево, — отрывисто сказал он, — где пути.
«Руссо-Балт», качаясь и переваливаясь, пересёк рельсы и остановился перед запертыми воротами завода, вывеску которого перекрывал транспарант: «Вся власть Советамъ!»
— Посигнальте, — тихо сказал Алексеев. — Один короткий гудок, два длинных, один короткий.
Кирилл посигналил. В калитке ворот показалось настороженное лицо, молодое, безусое ещё, и скрылось. Визжа и погромыхивая, створки ворот медленно распахнулись, открывая широкий проезд между закопчёнными стенами цехов. Где-то шипел пар, вращались приводы станков, лязгал металл. Кирилл осторожно загнал грузовик за ворота.
— Формируем бронепоезд! — сказал генерал с гордостью.
Из мастерских уже выглядывали юнкера и молодые офицеры. Все они были облачены в замызганные куртки мастеровых, на головах — кепки и мятые фуражки с молоточками, но выправка, следы былого лоска выдавали «белую кость».
Кряхтя, Алексеев спустился с «облучка» и представил Кирилла своим «орлятам», неуверенно, напряжённо улыбавшимся, утиравшим замасленные руки ветошью. Улыбки сразу стали и шире, и доброжелательней.
— Здорово, братцы! — послышалось от ворот.
От неожиданности Авинов вздрогнул и резко повернулся, нащупывая в кармане верный люгер.
В распахнутую створку лезли человек пять подвыпивших матросов. Один балтиец шагал впереди, чудом удерживая равновесие, а ещё четверо с винтовками, обмотанные патронташами, вели двоих явно рабочего вида, старого и малого — пожилого человека с седыми усами и парнишку лет двадцати, губы которого были расквашены ударом кулака.
— Привет, братишка, — криво усмехнулся Авинов.
— А мы вот мимо шли, — развязно повествовал матрос, делая широкие жесты, — дай, думаем, заглянем к про-ре… пролет-рар… про-ле-та-ри-ям!
— А чего ж не зайти? — подхватил Кирилл. — Кто это с вами? Тоже пролетарии?
— Не! Это предатели рабочего класса! Юнкеров прятали. Представляешь?! К-контрики…
Тут у Авинова мелькнула идея.
— Слышь, браток, — сказал он доверительно, — нам людей не хватает для революционного дела. Сечёшь? Давай махнёмся, не глядя? Вы нам эту контру, а мы вам — ящик «монопольки»! [34] А уж мы этих предателей перевоспитаем — будь здоров! Годится?
— Ящик?! — не поверил матрос. — Цельный?
— А то!
— Махнёмся! — захохотал «братишка».
Конвоиры отпихнули «предателей рабочего класса», а Саид подал матросу ящик водки. Размен состоялся.
— Братцы! — радостно заорал балтиец. — Гуляем!
Вся гопа поспешно удалилась, унося ящик в четыре руки.
— Закрыть ворота! — сердито сказал Алексеев, показываясь из-за грузовика.
«Орлята» бросились исполнять приказ, а один из них, светловолосый и синеглазый, по возрасту — кадет, сказал с неуверенностью в голосе:
— А они нас не заложат?
— Не успеют, — ответил Авинов. — Махмуд! Абдулла! Саид!
— Сделаем, сердар, — понятливо ухмыльнулся «Батыр».
— Только чтоб без шума, без пыли.
Саид вытащил кривой кинжал и оскалился.
— Догоняйте тогда…
Обернувшись к «контрикам», Кирилл спросил:
— Это правда — то, в чём вас обвиняют? Вы спасали юнкеров?
— Пацанов я спасал, — угрюмо ответил старый, — а революция ихняя мне до сраки!
— Мне тоже, — улыбнулся Авинов. — Величать-то вас как?
— Сан Саныч я. Певнев.
— Железнодорожник?
— Машинист паровоза, — приосанился Сан Саныч. — А это Федька, помощник мой.
— Хорошо хоть зубы целы, — невнятно проговорил помощник машиниста. Он улыбнулся, и кожица на разбитой губе лопнула, набухла рябиновой каплей.
Певнев обвёл всех взглядом исподлобья, усмехнулся в усы.
— Ты не думай чего, ваше благородие, — сказал он. — Не выдам. Да и кому сдавать-то? «Временным»? Так они мне — тьфу! А этих… революционеров сраных, я бы давно к стенке поставил! Советы рачьих и собачьих депутатов…
— А не жалко? — прищурился Алексеев.
— Россию жальче, — строго ответил Сан Саныч.
— А если вам винтовку в руки, и — вперёд, на врага-большевика? — вкрадчиво спросил генерал. — За единую, великую и неделимую Россию?
— Я старый казак, — с достоинством ответил Сан Саныч, — я на верность присягал Богу, царю и Отечеству. Так что, ваше высокопревосходительство, давай винтарь и ставь в строй. Не побегу!
Заметив, что Алексеев был неприятно удивлён, старый казак хитро усмехнулся.
— Не удивляйтеся, ваше высокопревосходительство. Я вас по Маньчжурии помню, воевал там. Вы-то меня в лицо знать не можете, много нас таких шастало, а вот генерал-квартирмейстер Алексеев там как бы один на всех числился!
— Ладно, ладно, казак, — проворчал генерал и засопел, не то от смущения, не то тронут был долгой памятью старого солдата. — Разговорился…
— Вообще-то я подхорунжий Певнев.
— Вольно, подхорунжий… Пошли-ка, глянешь опытным глазом.
Михаил Васильевич провёл машиниста и корниловца в полутёмный цех, в котором громоздился бронепаровоз с бронетендером.
Толстые стальные листы облепили паровоз под разными углами так, что узнать в этой коробчатой штуке локомотив было трудно. Разве что труба выглядывала чуток, да колёса виднелись, спрятанные за щитками. Будка была закрыта полностью, только узкие щели-бойницы прорезали броню.
— Сурово… — оценил Сан Саныч. — Сами небось клепали? Крепко! А это чего? Амбразуры? Дельно!
— Ну так ещё бы! — фыркнул польщённый кадет, отзывавшийся на имя Данилка. — Сейчас мы вагон управления клепаем — со всех сторон бронеплиты навесили, а сверху башенку командирскую!
— Даже пушки достали, — вставил парень постарше, из юнкеров, представившийся Юрой. — И снаряды, и пулемёты — сменяли на водку в гарнизоне.
— Пушек-то полно, — вздохнул Данила, — а винтовки — ни единой. Два «нагана» на всех…
Саид заглянул в цех и жестом показал — всё в порядке, свидетелей не осталось. Кирилл кивнул текинцу и обошёл бронетендер.
— А это что? — пригляделся он.
В сторонке, притулившись к стене, стояли два грузовика «Де Дион-Бутон» — он их сразу опознал по круглым радиаторам с шестиконечными звёздами.
— Они на ходу? — спросил Авинов, оживляясь.
— А то! — гордо хмыкнул Юра. — На них снаряды и возили.