Кирилл стоял с каменным лицом и слушал те самые слова, внимать которым был бы счастлив ещё не так давно. А теперь его душа будто обледенела. Хорошо сказочным героям! Капнет слеза горючая — и готово. И жизнь возвращается, и любовь. А что делать, если лёд не тает? Чем растопить его? Какими словами сколоть?
Неужели Даша не понимает, что есть вещи, прощать которые нельзя?! Да и чего стоят даже самые сокровенные слова? Разве можно забыть то, что разделило его и её? Каким бы глубоким ни было раскаяние, прошлое будет по-прежнему стоять между ними. И как его избыть?..
Не в силах выдержать Дашин молящий взгляд, не ведая, что сказать и стоит ли говорить вовсе, Авинов повернулся и вышел вон.
— Кирилл! — донёсся до него тоненький вскрик, но он лишь вжал голову в плечи, широкими шагами удаляясь по коридору, выходя в сад, забиваясь в самый дальний его уголок, где под развесистым осокорем пряталась скамья.
Авинов просидел на ней полдня, пропустив обед, а когда вернулся, увидел Диану, толкавшую каталку с Полыновой, укрытой простынёй до подбородка так, что было видно лишь бледное лицо. Мертвенно-бледное. Сестричка торопилась, а рядом вышагивал озабоченный врач.
— Что случилось? — спросил Кирилл, ощущая, как поднимается в нём тоскливый ужас.
— Не мешайте! — строго сказала Диана.
— Доктор! — крикнул Авинов. — Что с Дашей?
— Наглоталась снотворного, глупая, — ответил врач на ходу, досадливо морщась, и скомандовал в открытые двери: — Промывание желудка! Живо, живо! Дианочка, сюда!
Кирилл рванулся к дверям, но створки захлопнулись перед его носом, оставив штабс-капитана в смятении и страхах.
Обиды, ревность, злость — всё будто смыло волною жалости. «Какое прошлое? Какая вина?» — корил он себя теперь. Да если Даша… не выживет (Авинов суеверно боялся даже в мыслях проговаривать слово «умрёт»), то как тогда жить ему самому? Чего для?..
Поздним вечером, пропустив и ужин, Авинов прорвался-таки в палату к Даше. Полынову положили в маленьком закутке с узким окошком в сад. Койка еле вместилась в эту каморку.
Кирилл тихо вошёл и опустился на краешек кровати. Дашино лицо выглядело спокойным и умиротворённым. Его белизна казалась фарфоровой, полупрозрачной. Неживой.
— Даша… — неслышно позвал Авинов, но девушка разобрала своё имя.
Глаза её, сухие и пустые, раскрылись и посмотрели, будто сквозь Авинова в некую запредельную даль, смертным неведомую. Не скоро, но тень жизни промелькнула в зрачках.
— Кирилл?..
Авинова резануло жалостью. Не отвечая, он взял тонкую и узкую ладошку девушки, поднёс к губам и поцеловал холодные пальчики. Они чуть дрогнули.
— Ты… не будешь меня бросать?
Кирилл отрицательно покачал головой.
— Правда?..
— Я люблю тебя, — сказал Авинов.
Из «Записок» генерала К. Авинова:
«Впервые дни лета Верховный правитель Корнилов и Верховный руководитель Алексеев лично прибыли в Севастополь. Приняв парад, они собрались на борту линкора „Императрица Екатерина Великая“, дабы посекретничать, но я точно знал повестку дня, а прочие догадывались о ней — предстояло захватить Проливы. Исполнить давнюю мечту русских государей раскупорить Босфор и Дарданеллы, выйти на простор Средиземного моря!
Белые армии задыхались от нехватки всего и вся, воевать приходилось в дырявых сапогах, дрожа над каждым патроном. Наложим мы руку на Проливы — тут же придут пароходы из Марселя, Тулона, Ливерпуля. Выгрузят патроны, снаряды, амуницию — и войска Корнилова мигом займут Малороссию, Урал, Москву, Петербург…
Конечно, мало кто из руководства Белого движения верил союзникам по Антанте. Большевиков мы ненавидели, а мелких лавочников Парижа, Вашингтона и Лондона презирали — французы с англичанами делали бизнес на нашей крови, на наших костях. Но что делать? Больше неоткуда было ждать помощи…»
Корабли Черноморского флота следовали к Босфору, выстроившись в несколько колонн. Главную убойную силу представляли линкоры «Императрица Екатерина Великая» в паре с «Императором Александром III». За ними поспешал, стараясь не обгонять, линейный крейсер «Гебен», перекрещённый в «Царьград».
Под защитой пушек этих морских владык следовали шесть транспортов «Эльпидифор», два гидрокрейсера, десяток эсминцев класса «Новик», крейсер «Кагул», тральщики… А к Дарданеллам в это самое время приближалась 1-я бригада линкоров. Молот и наковальня!
…Ровно в пять утра над люком верхней палубы засвистела дудка вахтенного унтер-офицера.
— Вставай! — раздалась команда. — Койки вязать!
Приказ разнесли палубные старшины, и Кирилл неуклюже выбрался из парусиновой койки-«авоськи» — его с текинцами временно поселили в матросских кубриках «Катюши». Всё равно был некомплект команды, так что свободных спальных мест хватало.
Кашляя, матерясь спросонья, матросы быстро одевались, заворачивали постели в койки и зашнуровывали их.
— Койки наверх!
Лукьян Елманов ловко собрал авиновскую койку в подобие тугого кокона, подмигнул и вручил «салаге». Вместе со всеми Кирилл прогремел сапогами по трапу. Матросы рассыпались вдоль коечных сеток, устанавливая в них койки номерками наружу. Авинов побегал, отыскивая, куда ж ему сунуть свою, и догадался-таки, запихнул. Побежал дальше — к общему умывальнику — длинному жёлобу, смахивавшему на поилку. Умылся из крана забортной водичкой — и проснулся окончательно.
— На молитву! — последовала команда.
«Хорошее дело — устав и распорядок, — думал Кирилл на бегу. — Ни о чём не надо думать! Тебе обо всём скажут и прикажут. Знай исполняй только…»
Дослушав скучную проповедь отца Дионисия и завидуя текинцам, не посещавшим церковную палубу по причине своего магометанства, Авинов отправился на завтрак. Давали кашу с мясом и компот.
Кирилл завтракал, чем кок послал, и представлял себе дальний берег Крыма — в это самое время по глади Севастопольской бухты разбегались гидропланы «Илья Муромец», взлетали и стаей тянулись на юг…
С семи часов началась уборка, а ровно через сорок пять минут закончилась.
— Боцман, рапорт! — крикнул вахтенный начальник, и боцман Быков доложил монотонным баском, сколько народу на борту, сколько угля и пресной воды. Быков частенько запинался, тянул «э-э…» — в тех местах, где обычно звучали матерки, скреплявшие речь.
За пять минут до восьми утра на мачте взвился сигнал, призывающий готовиться к подъёму флага.
— Караул, горнисты и барабанщики наверх! Команда наверх повахтенно во фронт! Дать звонок в кают-компанию!
Матросы, офицеры, «пассажиры»-марковцы выстроились.
— На флаг!