– У нас был план, – солидно сказал Эдик, – прорваться сюда, в тюрьму, освободить консула с ликторами и сматываться. И я пока не вижу причин менять его!
– Первый пункт плана исполнен, – ухмыльнулся Искандер, – в тюрьму мы прорвались…
На лицо Сергия падал лунный свет, лучиком прорываясь сквозь узкое окошко. Внезапно холодное сияние сменилось тенью, и до ушей Лобанова донесся тихий и невозможно родной голос:
– Сергий, я здесь!
– Тзаночка! Живая!
– Да что мне сделается… Меня люди Орода схватили, – пожаловалась Тзана, – и заперли, а я убежала!
– И слава богу! Там тюремщиков, что, не видать?
– Да нет, есть один… Вон, валяется. Пришлось убить. А больше тут никого нет. Во дворце страшная суматоха – все бегают, кричат, одних арестовывают, другие вырываются, молят о пощаде… Как с ума все посходили!
– Понятно… Тзаночка, отвори нам дверь! Сможешь?
– Я попробую!
– А мы пока тут… Гефестай, Эдик! Своротите-ка мне эту решетку.
– Это мы мигом, – важно сказал Чанба и быстро предупредил кушана: – Чур, я вверху!
– Да бей уж…
Оба с криком ударили пятками по толстому стволу бамбука. Эдик подпрыгнул, ломая верхушку, а Гефестай с места вышиб низ, заодно выворачивая кирпичи.
– И еще разок!
В коридор улетел второй измочаленный ствол.
– С вещами на выход! – объявил Чанба.
Сергий помог покинуть камеру впечатленным ханьцам и римлянам, последним выбрался сам. Коридор был пуст и тих. Эдик неожиданно подхватил факел и кинулся под арку, где светлела лестница, ведущая на второй этаж.
– Ты куда?
– Щас я!
Чанба обернулся быстро. Ссыпался по лестнице уже без факела, но разноцветные отсветы, блещущие в квадрате лаза, светили ему – и с громовым шипением.
– Бежим! – крикнул Эдик. – Я им фейерверк устроил!
– Дать бы тебе!.. – осерчал Лобанов, но тут тюрьма заходила ходуном, и принцип бросился к выходу. Толстая дверь открылась ему навстречу, а слепящие сполохи обрисовали в проеме обольстительный силуэт Тзаны – девушка стояла, закинув голову вверх, и зачарованно следила за пиршеством огня.
Спасатели и спасенные высыпали во двор. Пробивая крышу, в небо с треском уходили ракеты, рассыпая искры и комочки пламени. Лопаясь в вышине, заряды рассыпали снопы зеленых звездочек, высвечивая пагоду и пригашивая звезды небесные.
– Ворота открывай! – закричал Искандер Эдику, пытаясь дать пинка поджигателю, но тот живо отпрыгнул.
– Чего ты?! Красиво же! И вообще – отвлекающий маневр!
– Привлекающий, балбес!
Чанба поспешно отворил тяжелую створку ворот, и в это время грохнуло по-настоящему.
Черепичную крышу вздуло и раскидало, ночь стала днем – два громадных столба пламени выбросило наружу со страшным грохотом. Буйство «летучего огня» расходилось буквой «V» – один разрывчатый хвост окатил Холодный дворец, а другой ударил по пагоде. Пестрые вспышки изъязвили сухое дерево, ракеты влетали в окна и рвались внутри, множа очаги возгорания.
Над развороченным зданием тюрьмы всплыло плотное облако светящегося дыма, а потом словно чудовищным молотом ударило по земле – еще один столб пламени вскрутился, разрывая в клочки дымную тучу, и множество огненных дуг прочертило небо, сливаясь с оранжевым заревом, разнося над Наньгуном брызги сверкающей зелени и рдеющего багрянца.
Полыхал Холодный дворец – брошенные наложницы с визгом покидали отведенные им комнаты и разбегались по парку. Пагода пылала, как исполинский факел.
Не успел Сергий отбежать от тюремных ворот шагов на двадцать, как огромная башня в сто локтей высоты просела, выбрасывая метелки искр, стала крениться, медленно склоняясь в сторону от тюрьмы, и рухнула на павильон Очищающей Мудрости. Разваливая здание и разваливаясь сама с громом и треском, пагода запалила колоссальный костер, нагоняя такого жару, что листва деревьев моментально скручивалась и начинала дымиться, после чего растения вспыхивали чадящими фугасами, добавляя неразберихи общей суете.
– Уходим! – заорал Сергий.
– Без Давашфари не уйду! – заревел Гефестай.
– Чего стоишь тогда?! Бегом! Сиятельный, Гоша, Лёха! За мной!
– Всё по плану! – крикнул Эдик.
Тзана понеслась впереди Лобанова, потом обернулась и ухватила его за руку. Так они и побежали дальше, пока не примчались к жилищу Давашфари. Сама хуан-гуйфэй стояла на террасе, зачарованно глядя в небеса, где клубилось пламя и дым всех мыслимых расцветок.
– Дава, это я! – трубно взревел Гефестай.
Давашфари бросилась к нему.
– Что это?!
– Это мы!
– Вас отпустили?
– Не, мы сами! Я за тобой! Не поедешь сама – выкраду!
Давашфари колебалась ровно одно мгновение, после чего заявила:
– Я с места не сдвинусь без моего приданого! Я не хочу приехать в Рим нищей!
– Собирайся тогда! – радостно вострубил сын Ярная.
– Да я собралась еще днем! Тащите всё вниз, а я потороплю тай-пу, смотрителя императорских экипажей!
– Действуй, милая!
Хуан-гуйфэй кинулась бежать к каретным сараям дворца, а мужчины занялись сборами. Сергий, вбегая в павильон, обернулся и только головой покачал – дворец напоминал корабль в момент крушения. Убийство тай-хоу и «фейерверк» все перевернули с ног на голову. Братья Дэн судорожно искали дружеского участия и помощи, а приближенный к императору евнух Ли Жунь учинил грандиозную расправу, тщательно выпалывая приспешников вдовствующей императрицы, перетряхивая все чиновничество – от рядового секретаря мен-ши до обоих чэн-сян, канцлеров правой и левой руки.
Император не слезал с трона, он без устали шлепал личной золотой печатью, удостоверяя новые назначения и радуясь стечению обстоятельств.
Придворные метались, воя дурными голосами, стражники бестолково суетились, то пробегая, то застывая на месте, и не получая ровно никаких приказов от командования – одних военачальников разжаловали, иным и вовсе поднесли шелковые шнуры для ритуального удушения, а те, кого возвели в высокие чины, сами бегали по парку, отыскивая подчиненных. Хаос.
И в этом хаосе совершенно некому было заниматься такими мелочными заботами, как тушение пожаров или поимка беглых преступников. Вот и надо было успеть затеряться в темноте, пока не погас огонь, пока разлаженная машина угнетения снова не набрала обороты.
Багаж Давашфари содержался в больших покрытых красным лаком ларях. Преторианцы с ликторами живо перетаскали их на террасу, а когда Гефестай приволок последний сундук, по аллее прокатилась императорская «пятицветная колесница» – предназначенное для торжественных выездов сооружение, сверкающее золотом и самоцветами. Оно состояло из вереницы повозок, сцепленных крючьями. Полсотни возниц в желтых куртках и сиреневых штанах, стянутых лиловыми поясами, суетились, со страхом поглядывая на пламя пожаров. Головы их покрывали черные платки, сбруи десятков лошадей усыпали драгоценные камни. Возницы тонко кричали и мелко кланялись.