Он особо не стеснялся своей наготы – привык с детства купаться голым, но даже на Земле никому в голову не приходило отправляться «без ничего» на занятия или на работу. Давиду было некомфортно.
Фнат с распухшим, перебитым носом подтащил останки руума. Покосился на галактиста, но ничего не сказал.
– Шевелись, шевелись давай! – прикрикнул на него Буссе, развернулся и пнул фната.
Молодой кочевник не выдержал – бросился на конкистадора, но тут подбежали двое арбалетчиков. Фнат прянул в сторону, разбежался по палубе и ласточкой сиганул в мутную воду бухты. Комит лишь мрачно улыбнулся – и Давид догадался, почему пленные не совершали попыток к бегству.
Беглец вынырнул и поплыл к берегу, но ушел недалеко. Из воды всплыла голова морского гада, подобного тем, что рылись в протоке, но куда более крупного. Блестя буграми, шевеля бельмами множества глаз, чудище выпростало из-под воды извивающиеся щупальца. Пловец закричал, но гад не обратил на вопли ни малейшего внимания – он окрутил щупальцами человеческое тело и сжал, ломая кости. Тут же вынырнула парочка опоздавших к обеду. Десятки щупалец сцепились, переплелись, вспенили воду. Вот сразу два псевдоспрута ухватились за труп несчастного – и разорвали пополам. Третьему досталась голова.
– Купание отменяется, – пробормотал Виштальский, – вода холодная.
– А ты чего расселся, голозадый? – грянул грубый голос комита. – Встать! Паруса я буду тягать?
Давид состроил гримасу типа «я тебя не понимай», и Буссе выругался, поминая нечисть вперемежку с ближайшими родственниками Виштальского. Ухватив «пр-роклятого колдуна» за руку, Буссе потащил его за собой. Давид не сопротивлялся.
Подведя пленника к левой средней мачте, комит сунул ему в руки канат и показал: тяни!
Виштальский послушно потянул.
– Во! – подбодрил его Буссе. – Еще! Навались! Биссе! Рулле! Силла!
Подбежали трое мореходов в одних штанах, босых, голопузых, однако с роскошными шляпами на головах, и тоже вцепились в трос.
Дава поднял голову. Трос был чем-то вроде шкота, он разворачивал нижний рей паруса.
Загомонили по всему кораблю – воины погнали пленников на берег, за ограду загона, оставив на борту одного «колдуна голозадого», а палубная команда усердно тягала паруса, отдавала швартовы, ходила по кругу, вращая кабестан, наматывающий на себя якорный канат. Мореплаватели орали вразнобой:
– Потяни, Ути-Ло! Сильнее! Что ты, как недокормленный?
– Ставим вправо! Леваки переносим на счет «три»! Раз, два. Три!
– Вытягивай, вытягивай! Якоря крепить!
– Руль перекладывай! Не спи! Во!
– Праваки – по ходу! Рулевым держать прямо!
Огромный катамаран медленно отвалил от пирса. Ветер с гор подгонял его, и корабль скоро покинул бухту, облепленную неказистыми и невзрачными строениями. Толпа провожающих рассосалась – яркая искорка на миг осветила, расцветила серые будни городка – и погасла.
А катамаран вышел в море и поднял все паруса. Узкие корпуса, связанные одной палубой, с шумом и плеском разрезали волны острыми форштевнями.
– Держи к северу, – послышался голос Буссе, – за Колючей скалой повернешь на восход!
– Сделаем! – осклабился рулевой в шляпе с перьями.
Пошлявшись по катамарану, Давид разузнал, что корабль зовется «Сын грома», а комит Буссе – его владелец и капитан. Биссе, Ути-Ло, Силла и Рулле были как бы лейтенантами, подчиненными капитана. Биссе отвечал за корму левого корпуса, Ути-Ло – за нос правого, и так далее.
Часа через два хорошего хода справа по борту показалась Колючая скала. Давид слегка ошалел, когда ее увидел. Из моря метров на тридцать поднимался правильный конус голубого цвета, а из его верхушки высовывались три «ежа», похожие на звезды со многими гранеными лучами, торчащими во все стороны. На кораблях Волхвов такие «ежи» выполняли функцию особых локаторов, «высматривавших» материальные тела из нуль-пространства.
Виштальский только головой покачал. Недели не прошло, а он и базу Волхвов повидал, и те исполинские плетенки в горах, и корабль. Великие небеса, черные и голубые! Он мечтал кандидатскую накропать! Да здесь материалу хватит на миллион докторских, на тысячу нобелевских! Но почему никто на Земле ничего не знает о здешних чудесах?! Или знает, но молчит? С ума сойти.
– На счастье! – гаркнул Буссе и швырнул камень в «скалу».
Голубая зернистая поверхность отозвалась на удар глухим звоном, коротким и тусклым. Так звенит броня из биокерамики.
– Приготовиться к повороту! Поворот! Команды дружно развернули реи, паруса наполнились ветром, и катамаран взял курс на восход. Домой.
Давид сделал глубокий вдох, приказав себе не киснуть. Пора заняться делом. Для начала неплохо бы сыскать одежку.
Стащив обрывок подопревшей парусины, Виштальский обмотал чресла по местной моде – получилась мини-юбка. Остаток ткани – на голову на манер банданы – видать, у местных табу на непокрытую шевелюру. Взбодрившись, он вернулся к «своей» мачте и поглядел на останки руума. Настроение сразу испортилось. Располовинили ни за что ни про что. А скоро и его самого – того. Спалят на костре. Или распнут. По какой они тут методе казнят колдунов?
Неожиданно Давиду почудилось, что шкура, покрывающая половинку Шарика, зашевелилась. Он затаил дыхание. Глюк, что ли? Да нет же, она и впрямь шевелится!
– Ах так? Тут и грызуны водятся? Как их… пуши? Глянем на местного крысоида… – сипло сказал Виштальский.
– Куок… – донеслось до него.
Из-под шкуры выполз руум – такой же обтекаемый, гладкий, серебристый, приплюснутый, только уменьшенный. Раньше «дух» был размером с бычка, а теперь – с собаку ростом. Зато кличка подходит больше!
– Шарик!
– Куок!
Счастливо улыбаясь, Виштальский протянул руку и нежно погладил мини-руума по гладкой спине.
– Офигеть… Смотри, никому не показывайся, хорошо? Только мне.
– Куок, – согласился Шарик.
Незаметно наступил вечер. Солнце, опускаясь за горизонт, окрасило небо в пышный багрянец и добавило спецэффект – у облаков появился ртутный блеск. А потом целый сноп «зеленых лучей» ударил по касательной, пригашивая первые звезды.
Но что Виштальскому красоты небес? Он был голоден, и никто не озаботился его пропитанием. Повертевшись, Дава отправился на поиски съестного.
Матросы собирались кучками вокруг круглых площадок, выложенных камнем, посреди которых горели костры и покачивались подвешенные на цепях закопченные котлы с хлёбовом. Пахло так, что желудок Виштальского устал бурчать и скрутился, как та мокрая футболка, которую выворачивают, чтобы отжать воду. Ну хоть напиться дали – указали молча на бочку с водой, в которой плавали неведомые фрукты и листья, и Давид нахлебался вдосталь. И аппетит разбушевался…