Закат отпылал, в лес прокралась ночь, но траппер продолжал идти вперед, пока не вышел к оврагу, на другой стороне которого угадывалась гряда щербатых утесов.
Спустившись на дно оврага – где пешком, а где и на заднице, – они взобрались до самых скал по конусу выноса. Там Зесс сообщил прерывистым голосом:
– Привал!
Виштальский до того устал, что даже не обрадовался. Он рухнул в траву, перекатился на спину и раскинул руки.
– Ладно, спи, – проворчал Зесс. – Разбужу перед рассветом.
Светало очень медленно – солнце Маран-им по имени Мавутсиним неторопливо вылезало из-за горизонта, разукрашивая небосвод в алый цвет. Полыхало все небо, лишь на западе краски блекли до линялых, тускло-розовых тонов.
Сонно моргая, Давид сидел у малюсенького костерка и глядел на лес по ту сторону оврага. Проспав почти всю ночь, он чувствовал себя невыспавшимся. Рано вставать – это мучение…
Глаза слипались, но мысли сохраняли ясность. И было время подумать. О Земле, о Маран-им, о себе.
Он потихоньку вживается в бытие чужой планеты, куда непонятно как попал, а в родной мир возвращаться и не думает. Да и хлопотно это. Хотя, какие хлопоты? Делов-то. Море переплыл, горы перешел, восемь упитанных долгоногов запряг – те и перевернут корабль, поставят, как надо. Садись – и лети! А не хочется. Очень уж прирос он к Маран-им. Уж больно много тайн накопилось, загадка на загадке, странность в квадрате и в кубе.
Было совершенно непонятно, почему Свантессен стал Большим Жрецом, зачем принялся насаждать веру среди, в общем-то, нерелигиозных маранитов? И продвинутые курредаты, и отсталые фнаты никогда не верили в бога, само понятие веры было им чуждо.
На Земле было много вер – кто верил в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса, кто ни во что не верил, даже в черта, назло всем. Над людьми всегда довлела идея бога, всесильного и всевидящего, которому нужно непременно приносить жертвы, бить поклоны и молить – о дожде, о спасении души, о новом корыте. А для маранитов религия была пустым звуком – они точно знали, кто их сотворил, когда и зачем.
Это земной монах мог впасть в грех сомнения и нести в народ ересь, а на Маран-им еретиков не знали. Любой Фома неверующий мог лично наведаться в ближайшую Крепость или Город Творцов, а самых упертых трапперы могли проводить и к Кораблям. Тут кто хочешь познает истину!
Конечно, сохранись на Земле Эдем или чертоги Господа Бога, люди верили бы в Него все поголовно, но это была бы уже не религия, а великое Священное Знание, точное и полное. Такое, как на Маран-им.
Но что происходит в последние годы? Что творит Большой Жрец, чего добивается? Такое впечатление, что Свантессен желает исправить историческую аномалию Маран-им и привести тутошнюю цивилизацию к общему знаменателю.
Нету на Маран-им раздробленности и междоусобиц? Будут! Вон, уже конкисту устроили.
Нету на Маран-им духовенства? Будет! Большой Жрец уже есть, осталось малых жрецов развести, чтоб было попов, как клопов.
Но зачем этот регресс? Кому он выгоден? Зачем понижать достигнутый уровень? Да даже не в этом дело. Смысл какой обращать массы в веру, когда вокруг столько следов сверхцивилизации? Культура Волхвов – вот что важно! А «Кардинал» в религию играет. Нелепость полнейшая!
А если. Вот, глупость какая. Нет, а если и вправду Свантессен – двойной агент и галактист Чужих?! А у тех свое понятие о том, какой должна быть историческая последовательность и в каком направлении развиваться обществу.
Додумать эту мысль Виштальскому помешал Зесс. Зевая до вывиха челюсти, траппер омыл лицо холодной водой из ручейка и бросил:
– Пошли.
– А завтракать? – удивился Давид.
В ответ Зесс молча указал за овраг, где над лесом поднимался столб дыма.
– Это за нами, – раздельно сказал он. – Пока они будут набивать брюшки, мы уйдем далеко.
– Куда? – буркнул Давид.
– Да есть тут одно место, – уклончиво ответил Зесс.
Сперва Виштальский рассердился на этого конспиратора, но потом посопел, представил, как его снова приковывают к стене – вот только руума рядом не оказывается. А пункт назначения известен. И что? Долго ли он сможет терпеть пытки? Что-то не верится.
– Пошли, – сказал Давид.
Шли до самого обеда, одолев по пути четыре обрыва-эскарпа, поднимаясь все выше и выше, пока не набрели на маленький отрядец трапперов в балахонах, раскрашенных в зеленый и бурый цвета. Головы свои они не покрывали обязательными шляпами, зато обвязывали их полосатыми повязками. Трапперы ехали верхом на упитанных долгоногах. Могучий старец с окладистой бородой живо слез с седла.
– Сын! – прогудел он радостно. – Наконец-то забрел в наши края!
Трапперы тоже заулыбались.
– Прости, отец, – повинился Зесс, – но лучше я мимо пройду. Круг хочу сделать и в Хассе вернуться.
– Зачем?!
– Каратели за мной увязались, отец. Пусть Творцы не допустят, но вдруг на вас наведу? Можем и не отбиться.
Трапперы переглянулись и снова украсились улыбками. Грустными.
– Зря беспокоишься, сын, – прогудел старец. – Нас и так обложили. Целая рота гвардейцев на подходе! А ты нас карателями пугаешь. Уходить надо! Насовсем! Видишь, куда я заехал? Дорогу мы искали к Великому Болоту. Думали через Зеленую реку уйти, но уж больно разлив силен. И вброд не перейти – глубоко, и не переплыть – течением снесет.
Зесс явно успокоился, повеселел даже, и высказался:
– К Сухим Джунглям уходить надо.
– Это опасные места…
– Ха! Назови землицу, где нам без опаса жить позволено!
– Хм. Может, ты и прав. Ладно, поехали в становище. А это кто с тобой?
Старец доброжелательно глянул на Давида.
– Знакомьтесь! – сказал Зесс. – Тавита Вишту, мой друг и спаситель. А это отец мой, Лосс.
– Да пребудут с тобою Творцы, Тавита, – пророкотал старец.
– Да будет так, – почтительно ответил Виштальский.
– Тэгг и Ваза-Ло, передайте своих запасных бегунов. Поехали, братья, день недолог!
Двумя часами позже показался пункт назначения – громадный серый купол. В его выпуклых стенах зияли большие отверстия, пропускающие дожди и холода, но именно поэтому внутри купола можно было жить – свет тоже проходил внутрь, ложась огромными косыми столбами на концентрические круги – улицы чужого города, застроенные бесформенными зданиями, больше всего похожими на непропеченные куличи. Сооружения клонились во все стороны, взбухая и оплывая, то сидя ровно и крепко, то перекособочась.
Под сводом витала птица гуг, и ее вопли эхом отдавались от вогнутых стен. Жили тут и люди – сплошь трапперы да ведунцы. Всей толпой сбежались они встречать прибывших с Лоссом.