– Запах здесь какой-то… – настороженно поводила носом Ольга. Она вцепилась в баранку, напряженно смотрела на дорогу, заблаговременно объезжала препятствия. – Ты чувствуешь, Карнаш? Как у тебя с Таблицей Менделеева?
– Да уж, не цветущий сад… – я тоже стал внюхиваться. – Мне кажется, это сера.
– Прекрасно, запах преисподней… Полагаешь, мы на верном пути?
Я нервно озирался. Первое правило проводника – никогда не отдаляйся от люка канализационного колодца. А отдалился – будь добр, держи в памяти его координаты. Где тут люки? Если что-то случится, мы можем теоретически добежать… Это был не просто мимолетный серный дух – тяжелая полноценная вонь вставала над центром города, забивала нос и навевала неизбежную тошноту. Сгущался дым над головой, седые завихрения расползались по верхушкам развалин. Перестал чавкать Кузьма, как-то прерывисто вздохнул. Очень тонко и протяжно заскулил пес. По-видимому, мы въезжали в такую местность, где отказывались появляться даже головорезы Сильвиуса…
В слепых оконных глазницах покачивались белесые призрачные силуэты. Я всмотрелся. Определенно это были не привидения. Но и живыми этих существ можно было назвать с натяжкой. Они стояли в окнах бывшего здания типографии, просто смотрели, привлеченные светом. Мы проезжали мимо них – они были совсем рядом, практически в каждом окне! Безжизненные, закутанные в хламиды. Открытые участки кожи покрывали струпья, гнойные коросты. Чернели провалы глаз, пузырились волдыри… Я невольно затаил дыхание, уж лучше в этом месте вдыхать через раз. Прикоснись к человеку такое существо, дыхни на него – и несчастный обречен…
Они безучастно смотрели на нас, не совершая ничего предосудительного, но от этого становилось еще хуже. Заторможенные, безволосые, лишенные половых признаков. Я слышал о таких существах. Однажды даже столкнулся с чем-то подобным в Акатуйском микрорайоне, но предпочел не углублять знакомство. Этих бедолаг называли навозниками. Эпидемии в наше время вспыхивали разные, инфекциям было несть числа. Не все они будоражили «ген ярости», развивали челюстные кости и вызывали неистребимое чувство голода. Были и такие, что действовали наоборот. Заразившиеся люди покидали колонии (если их не успевали убить), сбивались в коллективы «единомышленников» – работали новообретенные стадные инстинкты, а иногда заражались целые колонии – поскольку с профилактикой инфекционных заболеваний в наше время было не очень. Они влачили растительную жизнь, они все видели, но у них был атрофирован слух, атрофирована речь. Их жизнь напоминала однообразный сон, а организм был устроен так, что обходился минимальным количеством пищи, пожирая в голодный час самого себя. Тела гнили, высыхали, отмирали орган за органом. Но на место выбывших приходили другие. Их никто не ел – ни зомби, ни мутировавшие животные, от них держались подальше ВСЕ. Только бандиты иногда постреливали в качестве развлечения – с безопасного расстояния. При чем тут серный запах, исходящий от этих существ, – оставалось загадкой.
– Нет, это невыносимо… – Ольга утопила газ, и пикап побежал веселее. Промелькнуло странное архитектурное сооружение на примыкающей Коммунистической улице. В былые годы эту «рогатую» высотку с рослыми башенками на макушке как только не называли – и «Бэтмен», и «Штепсель», и «Привет братве». Но все сходились во мнении, что данный конструктивистский ляп – не что иное, как архитектурное преступление, и его создателей нужно посадить на электрический стул. Со временем люди привыкли, высотка примелькалась и стала одним из символов города контрастов. Даже разрушиться это чудо не могло по-человечески! В то время как прочие здания осыпались, складывались вполне «естественным» образом, от этого отвалилась ровно половина. Причем по вертикали. Получился небоскреб в разрезе, в котором хорошо просматривались просторные комнаты, ванны-джакузи, лестничные марши двухуровневых жилищ, предметы интерьера – и прочие атрибуты благополучной жизни.
На следующем перекрестке запах серы начал развеиваться, и мы вздохнули с облегчением. Пикап неуклонно подбирался к сердцу города. Вздыбленный бульвар посреди проспекта служил ярко выраженной разделительной линией. Я уже плохо помнил, что здесь находилось – кажется, кинотеатр имени Маяковского, германское консульство, показались развалины часовни «на Красном». Груда стекол, занесенных пылью, на месте еще одного сомнительного сооружения, возведенного в форме бутона. Сердце бешено стучало – за монументальным зданием мэрии, наполовину просевшим в землю, открывалась центральная площадь Ленина со знаменитым Оперным театром – действительным и неоспоримым символом мегаполиса…
– Давай же, девочка… – напрягся я. – Подкинь дровишек, проскочим эту хренову площадь, а дальше будет легче…
Как бы не так! Напротив мэрии и центрального Первомайского сквера имелся узкий проезд. Мы сунулись туда – больше некуда. Ольга вскричала, резко ударила по тормозам! Возможно, это был не шлагбаум, но что-то тяжелое, похожее на стальную плиту. С душераздирающим скрежетом оно выкатилось откуда-то справа – то ли на роликах, то ли по направляющим – и наглухо перекрыло дорогу! Я схватился за автомат, заорал, чтобы все пригнули головы. Ольга включила заднюю передачу – но уже за спиной что-то подпрыгивало, гремело, закрывало проезд! Мы оказались в западне! Безумный страх, паника, отчаяние – разве ради этого мы прошли через столько препятствий?!
– Эй, сзади, а ну, полезайте под сиденья… – зашипел я. – И чтобы ни слуху ни духу…
Смертельно побледнела Ольга, скукожилось, обострилось ее лицо. Я вертел стволом во все стороны, но ничего не происходило! По кому вести огонь? Где вы, упыри?! Это было что-то новенькое – опасность, как правило, обозначает себя сразу.
– Не стреляй, – прошептала Ольга. – Может, и обойдется. Мы в ловушке, от твоей стрельбы ничего не изменится. Хотели бы нас убить – давно бы убили…
Она была права. Похоже, к нам присматривались – мол, кто этот сумасшедший, что носится по гиблому району на машине старины Сильвиуса? Я опустил автомат, перевел дыхание. Ладно, с неприятностями будем бороться по мере их поступления…
И тут они начали проявляться из дымки – эти неприятности. На вид вполне двуногие, не бродяги, с автоматами Калашникова наперевес. Несколько фигур прочертились по курсу, двое приблизились сзади, зашевелились «обрамления» бетонных блоков по флангам. «Проверка ГИБДД?» – мелькнула мысль.
Ни о каком сопротивлении речи, понятно, не было. Одно неловкое движение, и мы – объекты желания. Но те, что нас окружили, пока не проявляли враждебных намерений. Они обходили машину, разглядывали ее, вполголоса переговаривались. В разбитое окно заглянула широкая, как блин, физиономия в обрамлении окладистой бороды. Похмыкала, с любопытством воззрилась на Ольгу, руки у которой лежали на руле. Объявилась мясистая конечность, без нажима отобрала у меня автомат. Расступились тени, окружившие машину, объявились еще двое, закутанные в длинные одежды – судя по всему, большие начальники. Их лица закрывали остроконечные капюшоны. Тот, что повыше, склонился над моим окном, объявил вкрадчивым бархатистым голосом:
– Приветствую вас, о, возлюбленные Господа нашего Иисуса Христа.