Неваляев поморщился.
– Перестань, у Кудыкина тесть работает в администрации. Почему нам, думаешь, привезли компьютер?
– Очень ценное приобретение, – согласился я, – а то Изольде уже надоело самой с собой дуться в «крестики-нолики». Людей бы лучше в отдел добавили, преступления, знаете ли, некому раскрывать... Вот вы сейчас зачем меня позвали?
– Правильно, – не удержался от улыбки Неваляев. – Как у вас с убийством Погорельских?
– Прекрасно, – подбоченился я. – Хоть завтра передавай следователю. Осталось уточнить некоторые детали...
– Там и уточнят, – обрадовался Неваляев. – Отдавай в прокуратуру, а то совсем обленились.
– Не больно-то это здорово, Игнатий Филиппович... – пробормотал я.
– А нам не надо, чтобы было здорово! – гаркнул шеф. – Нам надо, чтобы было правильно! Убийца, как я понимаю, найден? Вариантов нет?
– Убийца с гарантией, – заверил я.
Семью Погорельских – Анну и Сергея, молодого верстальщика из типографии и сотрудницу ветеринарного контроля – прирезал неделю назад ревнивый Лапиков, коллега покойной, так и не смирясь, что Анна вышла замуж за другого. Вылил в глотку граммов семьсот денатурированной водки, вооружился обрезанным кайлом и отправился в гости – выяснять причину и подоплеку коварного поведения. Трупы были обезображены, вопли убиваемых разносились по всей улице Лазаренко. Жили счастливо и умерли в один день. Но самое смешное, что искать убийцу пришлось четверо суток – изувера никто не видел. Ушел через заднюю калитку, избавился от одежды. Когда за паршивцем пришли, он заперся в сарае, швырялся всем, что было под рукой, и кричал, что придет за нами с небес, дабы знали, с чего начинается ад. С какого перепоя ему пришло в голову, что он отправится на небеса, непонятно. С отбитыми почками, но, в принципе, живой гражданин Лапиков сидел в следственном изоляторе и третий день жаловался на «суку-любовь».
– Меня тревожит убийство на Комсомольской, Артем, – неохотно признался начальник. – Постарайся форсировать расследование. Этот тип здесь что-то вынюхивал, и мне это решительно не нравится.
– А что здесь можно вынюхивать? – не понял я. – Секреты народного промысла? Технологию изготовления новой консервной банки?
– Вот именно, – согласился шеф. – Но вахтер из мехколонны еще в пятницу рассказывал наряду ППС, что какой-то хмырь полдня бродил вдоль забора и следил за проходной. Прилично одет, рожа интеллигентная. Сегодня его вниманию предложили фото мертвеца. Представь себе, узнал...
– А что у нас на мехколонне?
– Ни-че-го, – по слогам вымолвил Неваляев. – Два месяца не выдавали зарплату – пить уже мужикам не на что! Опять политуры натрескались – трое в больнице, сутки с того света извлекали...
Я внимательно смотрел на своего шефа и испытывал сложные чувства. Кожа у Неваляева толстая, мысли прочесть невозможно. Мужик неглупый, себе на уме – понимает, чего хочет. Стоит ли ломать голову раньше времени?
– Разберемся, Игнатий Филиппович, – я шутливо отдал честь и тактично осведомился. – Разрешите проваливать с богом?
– Проваливай, – махнул рукой Неваляев.
На лестнице меня перехватил его зам Кудыкин – гладкокожее лоснящееся животное в звании майора – и принялся распекать: за неуставной внешний вид, за игнорирование старших по званию, разболтанность, излишний демократизм в отношении к подчиненным, которые пьют уже практически на работе и ни хрена другого не делают...
– А вот здесь, пожалуйста, поясните, товарищ майор, – перебил я. – Где, когда и какого именно «ни хрена» мы не делаем.
– Он еще спрашивает! – чуть не задохнулся Кудыкин. – Полдня прошло, а воз и ныне там! Я требую через полчаса итоги предварительного расследования по убийству Гарбуса, и учтите, капитан, если вы мне не доложите чего-нибудь вразумительного...
– Какого еще убийства? – рассмеялся я. – Во-первых, вам не мешало бы подучиться грамоте, товарищ майор. Где вы видели заключение медэксперта, что гражданин Гарбус скончался не своей смертью? Будет заключение – будут и крики. А во-вторых... – я отодвинулся и стал рассматривать глуповатого зама, словно художник забракованный холст.
– Почему вы на меня так смотрите? – побагровел Кудыкин.
– Ассоциации выстраиваю, – объяснил я. – Вот, скажем, Неваляев Игнатий Филиппович представляется мне эдаким мощным «КамАЗом», у которого сзади болтается пустое ведро. А вы, уж не обессудьте, товарищ майор, – общипанным котом, собравшимся перекусить электропровод.
И пока он негодующе хватался за воздух, я побежал дальше по лестнице. Не боялся я этого пустобреха из породы замполитов. Нет в мире такого наказания (помимо уголовного), которому можно подвергнуть капитана Богатова. Были у него уже все наказания...
Но мелкие неприятности эти бесы обеспечивали. По кабинету опергруппы расхаживал хмурый и раздраженный прокурор района Каморин. У подоконника мялся Венька Лиходеев и прятал за спину стакан с окурками. Крюгер сидел за рабочим столом и с миной мученика рассматривал крючок для люстры.
– Не доводите до греха моих людей, Игорь Витальевич, – пошутил я. – Они уже на грани суицида.
– Лишь бы не пили, – ухмыльнулся Каморин и тут же поменялся в лице. Пристально уставился на Крюгера, от которого исходил уже не запах перегара, а чего-то новенького, вылитого на старые дрожжи. – Даже не знаю, Артем Николаевич, достойны ли такие люди, как лейтенант Крюгер, служить в уголовном розыске...
Тот втянул голову в плечи и умоляюще посмотрел на меня.
– Достойны, не волнуйтесь, – сказал я. – В ходе пятничного задержания двойного убийцы Лапикова старший лейтенант Крюгер рисковал жизнью и получил ранение. Он первым бросился обезоруживать обезумевшего преступника. Любой бы так поступил на его месте.
– Вы имеете в виду... самоотверженный поступок? – сглотнул прокурор.
– Нет, – покачал я головой, – выпивку после самоотверженного поступка.
Очевидно, прокурор был туговат на ухо – не слышал, как булькнул за спиной Венька. Убийца Лапиков оборонялся из сарая чем попало. А попала ему в тот день увесистая гвоздатая доска, которой он и треснул Крюгера по черепу. Удар пришелся по касательной, но перепугался тот здорово. С воплем «Ну, держись, падла!» влетел в сарай, и когда мы не спеша подтянулись, чтобы снять сливки, уже выкручивал конечности хрипящему ничтожеству, попутно возя его мордой по полу.
– Ладно, чего уж там... – смутился прокурор. – Я все понимаю, ребята... Но постарайтесь все-таки не очень налегать на это дело. Ведь должны быть в нашем городке какие-то образцы для подражания...
Мы расслабились. «Образец для подражания» украдкой перевел дух и посмотрел на меня с благодарностью.
– Напомните фамилию последнего убитого, – задумчиво щелкнул пальцами Каморин, – Барбус?...
– Гарбус, – услужливо подсказал Крюгер.
– Барбус – аквариумная рыбка, – сказал Венька, – веселая такая.