На левом плече у служивого красивым лаковым полушарием сверкала шишка размером с детский кулак.
– Плохо дело, – сказал Павел Романович.
– Неужто заразная?..
– Нет, но от того не легче. Не лечить, будет и дальше расти.
– А полечить? Уж я б вам потом деревенским маслицем поклонился…
– Иди к фельдшеру.
– Ну его! Он вечно пьяный, да еще рубли тянет. Може, вы как-нибудь?
– Тут не лечить – резать надо.
– Ой! Ни в жисть резать не дам! Доктор! Может, капель каких? Иль примочку поставить?.. Неужто никак?
– Могу, пожалуй, попробовать. Но уговор: никаких вопросов. Терпеть. Ясно?
– Так точно. Только…
– Я же сказал – никаких. Давай подсумок сюда.
Затем Павел Романович проделал следующее: достал свой платок, разорвал пополам и туго перевязал солдату плечо выше и ниже шишки. Потом сказал:
– Садись на скамейку. А руку вытяни вдоль спинки. Вот так… И закрой глаза.
– Вашбродь… А больно-от не будет?
– Нет, – мрачно ответил Дохтуров.
Поднял тяжелый подсумок, замахнулся – и стукнул точно по шишке.
Солдат взвился над скамейкой. Потом приземлился – ругаясь и плача. Чувствовалось, он рад бы двинуть доктора по уху – но все-таки опасается.
– За што ж так насмеялись?.. – скорбно пробормотал солдат и побрел прочь.
– Экий дурень! Ты на плечо-то свое посмотри! – крикнул ему Дохтуров. – Ну? Нет, право слово – дурень!
Солдат остановился, со страхом глянул – плечо было гладким. Никакой шишки.
– Ой! А што ж это?
– «Што»! Жировик у тебя был.
– А куды ж делся?
Павел Романович засмеялся:
– Испугался да соскочил. Давай одевайся.
Скрипнула дверь. Дохтуров повернулся – перед ним стоял Миллер.
– Однако! – Он быстро посмотрел на солдата, повернулся к Павлу Романовичу: – Что это у вас тут?
* * *
Дохтуров думал, что сумеет объяснить все за пару минут. В самом деле, чего сложного? Пароход, нападение красных, потом плен. Однако повесть его затянулась почти на четверть часа. Миллер слушал внимательно, порой задавал вопросы – но чувствовалось, что не из пустого любопытства, а ему и в самом деле интересно.
Пришлось говорить подробней. Павел Романович и рассказал, как было. Одно только утаил – для какой надобности ему имя пилота. Правду говорить было нельзя. И потому, внутренне морщась, он пояснил, что хотел бы поблагодарить пилота, летавшего в тот день над сопками, лично. Потому как по его разведке была выслана воинская команда, освободившая пассажиров «Самсона» из красного плена.
– Может, это был кто-то из ваших? Нельзя ли это как-то узнать? Полагаю, у вас ведется специальный учет.
Знаменитый ас пожал плечами:
– Учет ведется. Да только без всякой там бухгалтерии могу вам сказать: я это был. Больше некому.
Павел Романович на минуту смешался. Миллер – пособник Гекаты? Невозможно представить!
– Никто другой быть там не мог, – продолжал между тем ас. – Учебные полеты у нас только в пределах прямой видимости наземного наблюдателя. То есть меня. Потому самостоятельные действия моих «птенцов» над тайгой исключаются.
– В таком случае примите мою искреннюю благодарность, – сказал Павел Романович. Получилось суховато, но Миллер ничего не заметил.
– Не стоит. – Он помедлил и вдруг подмигнул: – А вы тоже не промах. Я гляжу – солдата пользовали?
– Да.
– И как, успешно?
– Надеюсь – вполне. Я свое дело знаю.
Миллер остановился и вдруг заглянул в лицо:
– Вот как? Вы впрямь неплохой лекарь?
Павел Романович пожал плечами. Сейчас ему было не до комплиментов в собственный адрес. Он думал – и все никак не мог придумать – дальше-то что делать?
Но Миллер истолковал его молчание по-своему:
– У меня в отряде тринадцать человек. Народ разный. В авиацию влюблены все поголовно, за это ручаюсь, но ведь бывает разное. Был случай: один прапорщик едва сел. Дрянная была посадка; едва не дал «козла». Подбегаем – а он вне сознания. Горячка. Что за черт, думаем? Оказалось – тиф. И ведь полез за штурвал! Словом, я к чему: пилотов перед полетом должен доктор осматривать. На предмет медицинского соответствия. Я с тем и к начальнику отдела ходил. Да без толку! На словах меня поддержал, а на деле-то пшик! Нет у него, видите ли, кадров. Как вам мое предложение? Кстати, имя-отчество ваше запамятовал.
Ничего он не запамятовал – просто не знал. Сперва не успел Павел Романович, а теперь и вовсе расхотелось. Однако делать нечего – пришлось отрекомендоваться.
– Так что? – напирал Миллер, жестом приглашая со двора. (Видно, у него не только в небе тактика была – брать быка за рога – но и на земле тоже.)
Павел Романович вспомнил старое правило: не знаешь ответа – тяни время.
– В принципе, не против, – сказал он. – С тем и пришел нынче – на службу записываться. Да только сейчас прошу извинить: должен идти по неотложному делу.
Но Миллер тому нисколько не огорчился:
– Так и отлично! Давайте завтра! Наутро возьмем начальника в оборот, шельму. Вдвоем заявимся – тут уж никуда он не денется. Оформит в штат, а прикомандирует к моей авиагруппе. Ну что, до свидания?
– Один вопрос, – сказал Павел Романович. – Мне история моя не дает покоя. Извините за любопытство: а вам-то в тот день что надо было над лесом? Разведка? Или же так, тренировка?
– Какое! – Миллер махнул рукой. – Просьбу одного господина уважил. Вышла тут одна история… Впрочем, это так, не относится к делу. Словом, есть некий полицейский чиновничек, и получилось так, что стал я ему обязан. Услугу он мне одну оказал. Ну и не смог отказать, когда он попросил.
– Попросил – что?
– Да насчет парохода. Были у моего благодетеля данные, будто потопили его. Вот и попросил уточнить. А мне ведь несложно. Поднял свой «Сопвич» – и через пару часов вернулся с докладом. Я тогда все хорошо рассмотрел. И пароход, и баржу с пушкой. И даже видел тот хутор, куда отряд отошел. Меня чиновник за этот хутор благодарил. Похоже, не зря – вы не находите?
– Странно, что спасением пассажиров занималась полиция… – пробормотал Павел Романович. Горло ему сдавило; разгадка была рядом – сейчас он узнает, кто сей чиновник, и Геката перестанет быть анонимной. А оттого – пугающей. Враг страшен неведомый, а, будучи названным, теряет свою устрашающую силу.
– А кто ж этот человек?
– Чиновник? А-а, сейчас… простая у него фамилия… дайте-ка вспомнить…
Между тем миновали пост и вышли на улицу. Было солнечно; Павел Романович на миг зажмурил глаза, а когда открыл – увидел перед собой незнакомого господина в темном костюме.