— Что случилось?
— Звонил мой начальник службы безопасности. Он там кое-чего опасался, а выяснилось, что это пустяки. Олеся, знаешь что, ты выйдешь за меня замуж?
— Что? — я чуть не подавилась «Эротикой».
— Разве я неясно выразился? Пойдешь за меня замуж?
— Не пойду, а что?
Он растерялся. Им вечно кажется, что все бабы жаждут за них замуж!
— Почему это? — обескуражено спросил он.
— По целому ряду причин.
— Перечисли!
— Во-первых, ты женат!
— Это после звонка Семеныча уже не является препоной.
— То есть?
— Выяснилось, что Арина наняла частных детективов следить за мной и факт прелюбодеяния был зафиксирован.
— Ни фига себе! — я чуть не присвистнула.
— Кроме того, воспользовавшись переполохом, который подняла служба безопасности, она требовала, чтобы я немедленно уехал из Москвы. Как тебе это нравится? — веселости как не бывало, его буквально душило негодование.
— Твоя жена тебя любит или по крайней мере не хочет терять, все вполне объяснимо.
— А ты? Ты любишь меня?
— Я слишком мало тебя знаю, Матвей. И потом, у меня сейчас очень сложный момент в жизни…
— А почему ты мне ничего не рассказываешь? — Тебе разве до моих проблем есть дело?
— Ты меня упрекаешь?
— Боже упаси, я просто объясняю…
— Дело в Миклашевиче? Ты выходишь за него замуж? Тогда зачем ты спуталась со мной?
— Спуталась? Потому что мне померещилось…
Матвей, а ты знаешь, твоя жена очень умной оказалась. Ведь мы сейчас поссоримся… К тому же не надо принимать столь скороспелые решения. Ты сегодня утром до приезда сюда думал о браке со мной?
— Честно? Нет. Я просто жаждал тебя увидеть. Но я же еще не знал… Хотя вчера я вдруг что-то подобное заподозрил и рассказал о своих подозрениях Семенычу. Он мой товарищ еще по лётке… Ну, а еще какие причины?
— Тебе мало?
— Значит, у меня нет никакой надежды?
Я хотела сказать, что нет, и вдруг дрогнула… А может, это именно то, что мне нужно? Я еще не люблю его, но, возможно, смогу полюбить… А Арина сама подписала себе смертный приговор, после этой истории он вряд ли с нею останется.
— Ты задумалась, Олеська!
— Задумалась, — пришлось признаться мне.
— Тогда я сразу подаю на развод! Конечно, я оставлю Арине и дом, и квартиру, а мы с тобой… Дом в Литве ты устроишь так, как хотела… Я человек неприхотливый, и характер у меня не самый скверный, подумай, Олеська, я не буду тебя торопить…
Опять зазвонил телефон, на сей раз мой и я вдруг испугалась, я почувствовала, что услышу что-то дурное.
— Олеся, это Маруся Сивкова, Олесечка, к Надежде Львовне вызвали скорую, ей плохо, приезжай!
— Еду! Маруся, скажи, чтобы врачи меня дождались, я буду скоро, умоляю тебя!
— Да они еще и не приехали! Я побуду с Надеждой Львовной.
— Что случилось?
— Маме скорую вызвали! Матвей, прости, я поеду!
— Поехать с тобой?
— Нет!
Я вскочила и выбежала на улицу. И как назло на Садовом я попала в жуткую пробку. Надо сказать, что несмотря на постоянные жалобы, мама отличалась завидным здоровьем, и я никогда не вызывала скорую. Привычки к этому у меня не было. Отец умер от инфаркта совсем рано, когда мне было только десять, с тех пор скорой у нас не бывало. Я набрала номер матери.
— Маруся? Я попала в пробку! Приехали врачи?
— Приехали, но уже поздно, Олесенька, — всхлипнула Маруся.
— Как?
— Надежда Львовна… умерла.
Я застыла. Какой бы ни была моя мать, она моя мать… Я вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой.
Вечером я позвонила сыну. И сказала, что он должен приехать на бабушкины похороны. Владимир Александрович поддержал меня и вызвался приехать вместе с Гошкой. Я была ему бесконечно признательна. Ко мне приехала Лерка. Гриша взялся помочь с организацией похорон. Лерка трогательно опекала меня, кормила, заваривала кофе, отвлекала разговорами, сочувствовала.
— Знаешь, это такая счастливая смерть, — сказала вдруг она, — твоя мама совсем не мучилась, это же счастье так умереть. Ты вспомни, что было с моей мамой, четыре года в параличе… А Надежда Львовна умерла в одночасье… Хотела бы я сама так умереть. И знаешь еще что… Ты ни разу, ни на секундочку не пожелала ей смерти. Не брала на душу этого греха…
— Это правда. Но главное, она не мучилась, но я… Я не успела… сидела в треклятой пробке…
— Что ж поделаешь, Олеська, и очень правильно, что ты вызвала Гошку. А как с Юлей? Ты не хочешь сообщить ей?
Я вдруг сообразила, что совсем забыла о сестре.
— А нужно?
— Ну, она же и ее мать, какая бы ни была…
— Знаешь, я не могу ей звонить. И я даже не знаю, дозвонюсь ли…
— Ты обязана попытаться, Олеська. Хочешь, я сама с ней поговорю? Я с ней даже не знакома, мне нетрудно.
— Надо попробовать. Где у меня ее визитка? Но сколько я ни рылась в сумках и ящиках, визитка мне не попалась.
— Погляди в мобильнике! — посоветовала Лера.
— Бесполезно, у меня же новый, старый утонул… О, я позвоню ее хахалю, его телефон у меня есть. Только, наверное, уже поздно.
— Глупости, по такому поводу можно и разбудить чувака.
— Ты права, чем раньше Юлька узнает, тем легче ей будет приехать.
— А она приедет, ты думаешь?
— Я хочу на это надеяться.
Я набрала номер, запечатленный в памяти мобильника.
— Андрей?
— Олеся? Вы? Страшно рад вас слышать! Вы надумали?
— Андрей, простите, что поздно, но… мне нужен телефон Юли. Сегодня умерла мама.
— Да-да, разумеется, записывайте, Олеся, вам нужна помощь?
— Нет, спасибо, только телефон.
Он продиктовал мне целых три номера, по одному из которых ее наверняка можно найти.
— Спасибо, Андрей.
— Олеся, я только хочу вас предупредить…
— Я не скажу ей, что телефон мне дали вы…
— Боже, я вовсе не о том… Говорите, сколько хотите. Я хотел предупредить вас, чтобы вы были готовы к тому, что Юля может отказаться приехать.
— Знаете, это уже ее личное дело, но сообщить ей нужно.