— Возможно, вы оставите для меня танец? — застенчиво спрашивает Саймон.
— Да, — отвечаю я, улыбаясь. — Возможно, оставлю.
— Я вижу, вы сегодня не надели свое ожерелье.
Моя рука взлетает к обнаженной шее.
— Вы заметили мое украшение?
Видя, что его мать занята разговором с гостями и не обращает на нас внимания, Саймон шепчет мне почти в самое ухо:
— Я заметил вашу шейку. А на ней случайно было ожерелье. Оно весьма необычное.
— Оно принадлежало моей матери, — поясняю я, слегка краснея от такого дерзкого комплимента. — А ей ожерелье подарила какая-то деревенская женщина в Индии. Это нечто вроде защитного амулета. Вот только, боюсь, матушке он не помог.
— Может быть, он вовсе и не для защиты? — предполагает Саймон.
Об этом я никогда не думала.
— Но тогда для чего? Просто вообразить не могу.
— Какой ваш любимый цвет? — спрашивает Саймон.
— Пурпурный, — отвечаю я. — А почему вы спросили?
— Да просто так, — улыбается он. — Мне хочется пригласить в свой клуб вашего брата. Он хороший парень.
Ха!
— Уверена, он будет весьма этому рад.
Да Том проскочил бы сквозь огненный обруч ради того, чтобы попасть в клуб Саймона. Потому что это лучший клуб в Лондоне.
Саймон пристально смотрит на меня.
— Вы не похожи на других молодых леди, с которыми меня знакомит моя мать.
— Вот как? — с содроганием произношу я; мне ужасно хочется узнать, насколько я от них отличаюсь.
— В вас ощущается некая отвага, склонность к приключениям. У меня такое чувство, будто вы храните множество тайн, которые мне хотелось бы узнать.
Леди Денби наконец замечает, что мы стоим у окна чересчур близко друг к другу. Я тут же делаю вид, что внимательно рассматриваю переплетенный в кожу экземпляр «Моби Дика», который лежит на столике рядом с окном. Переплет потрескивает, когда я открываю книгу, как будто ее до сих пор ни разу не открывали.
— Возможно, на самом деле вам совсем не захотелось бы их узнать, — говорю я.
— Откуда вам знать? — возражает Саймон, переставляя с места на место фарфоровую группу из двух купидонов. — Испытайте меня.
Что я могу сказать? Что я страдаю от тех же галлюцинаций, что и бедняжка Нелл Хокинс, вот только это никакие не галлюцинации? Что я боюсь, что и сама в шаге от безумия? Да, было бы замечательно рассказать обо всем Саймону и услышать от него: «Ну, до сих пор-то ничего слишком ужасного не случилось? Ты не сумасшедшая. Я верю тебе. Я с тобой».
Но я не пользуюсь случаем.
— У меня есть третий глаз, — весело говорю я. — И я — потомок жителей Атлантиды. И то, как я веду себя за столом, не имеет никаких оправданий.
Саймон серьезно кивает.
— Я и подозревал что-то в этом роде. Именно поэтому мы намерены попросить вас впредь всегда ужинать в конюшне, в качестве меры предосторожности. Вы ведь не станете возражать?
— Ничуть.
Я закрываю книгу и отворачиваюсь.
— А какие ужасные тайны скрываете вы, мистер Миддлтон?
— Кроме азартных игр, пьянства и воровства?
Я стою к нему спиной, и он подходит на шаг ближе.
— Вы действительно хотите знать?
У меня подпрыгивает сердце.
— Да, — отвечаю я, наконец поворачиваясь к нему лицом. — Всю правду.
Саймон смотрит мне прямо в глаза.
— Я чудовищно глуп.
— Это не так, — возражаю я, снова отходя от него и рассматривая огромные стеллажи с книгами.
— Боюсь, это так. Я еще должен найти подходящую жену с приличным приданым и продолжить род. Этого от меня ожидают. Мои собственные желания при этом в расчет не принимаются. Но я, пожалуй, позволяю себе лишнее. Вам незачем знать о моих неприятностях.
— Нет, это не так. Я с удовольствием вас слушаю, — отвечаю я с необычайной для меня сдержанностью.
— Не вернуться ли нам в гостиную? — спрашивает леди Денби.
Горничная, вздохнув, возвращается к своей работе, когда дамы направляются к двери. Мы с Саймоном медленно идем за ними.
— Вы потеряли цветок, мисс Дойл…
Роза, приколотая к моим волосам, соскользнула на шею. Я тянусь к ней, и то же самое делает Саймон. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я отдергиваю руку.
— Спасибо, — говорю я, разволновавшись.
— Вы позволите?..
С предельной осторожностью Саймон закладывает цветок мне за ухо. Надо остановить его, чтобы он не принял меня за слишком податливую особу. Но я не знаю, что сказать. Я вспоминаю, что Саймону девятнадцать, он на три года старше меня. И знает вещи, неизвестные мне.
В окно что-то ударяет, потом еще раз, сильнее, и я подпрыгиваю от неожиданности.
— Кто это швыряется камнями? — возмущенно восклицает Саймон и всматривается в сумерки.
Потом он открывает окно. В библиотеку врывается холодный воздух, и я покрываюсь гусиной кожей. За окном никого не видно.
— Я должна присоединиться к дамам. Бабушка будет беспокоиться обо мне.
Поспешно выбегая из библиотеки, я чуть не налетаю на горничную, которая продолжает чистить каминную решетку, не поднимая глаз.
Когда мы наконец прощаемся с хозяевами, время перевалило далеко за полночь, и вокруг царит ночь, полная звезд и надежд. Прошедший вечер был наполнен множеством слишком разных вещей. Было хорошее — Саймон. Его семья. Теплота, с которой они меня приняли. Прекрасное состояние отца. Потом еще — грустная перспектива встречи с Нелл Хокинс в госпитале в Бетлеме; возможно, в ее руках ключ к поискам Храма и Цирцеи… И было нечто весьма странное — камни, ударившие в оконное стекло.
Картик, ожидающий нас у кареты, выглядит возбужденным.
— Хорошо провели вечер, мисс?
— Да, вечер был приятным, благодарю вас.
— Я заметил, — бормочет он, помогая мне сесть в карету и с излишней резкостью трогая коней с места.
Что это с ним?
Когда мои родные улеглись в постели, я накидываю пальто и бегу через холодный двор к конюшням. Картик сидит там, читая вслух «Одиссею» и прихлебывая горячий чай. Но он не один. Рядом с ним пристроилась Эмили, она внимательно его слушает.
— Добрый вечер, — говорю я.
— Добрый вечер, — откликается Картик и встает.
Эмили перепугана.
— Ох, мисс, я просто… просто…
— Эмили, мне нужно обсудить с мистером Картиком кое-какие дела, прямо сейчас, если ты ничего не имеешь против.