Я быстро одеваюсь и тихонько направляюсь к каретному сараю. Картик сонный, и вид у него просто чудесный.
— Я пришла извиниться за прошедшую ночь, — говорю я. — И поблагодарить тебя за то, что помог отцу.
— Каждый человек время от времени нуждается в помощи, — отвечает Картик.
— Кроме тебя.
Он ничего не говорит в ответ. Вместо слов он протягивает мне что-то, кое-как завернутое в лоскут ткани.
— Счастливого Рождества, мисс Дойл.
Я изумлена.
— Что это такое?
— А ты открой.
В свертке я нахожу маленький клинок, размером всего-то с большой палец мужчины. А рукояткой клинку служит крошечная, грубовато вырезанная фигурка многорукого человека с головой буйвола.
— Это Мегх Самбара, — поясняет Картик. — Индийцы верят, что он дает защиту от врагов.
— А я думала, ты не интересуешься никакими обычаями и традициями, кроме правил Ракшана.
Смутившись, Картик засовывает руки в карманы и раскачивается с пятки на носок.
— Он принадлежал Амару.
— Тогда ты не должен с ним расставаться, — говорю я, пытаясь вернуть ему странный кинжал.
— Эй, поосторожнее! — Картик отпрыгивает назад, опасаясь лезвия. — Он маленький, но очень острый. И тебе он может понадобиться.
Мне неприятно напоминание о том, что я обязательно должна сделать.
— Хорошо, я буду всегда держать его при себе. Спасибо.
Я замечаю лежащий на столе второй маленький сверток. Мне ужасно хочется узнать, не подарок ли это для Эмили, но я не могу позволить себе подобного вопроса.
— Сегодня рождественский бал у миссис Уортингтон? — спрашивает Картик, запуская пальцы в путаницу своих густых волос.
— Да, — киваю я.
— И чем вы там занимаетесь, на этих балах? — застенчиво интересуется Картик.
— Ох, — вздыхаю я. — Это очень тяжелая работа: приходится постоянно улыбаться и говорить о погоде и о том, как все чудесно выглядят. Потом еще будут легкий ужин и закуски. И, само собой, танцы.
— Я никогда не бывал на балах. Я даже не знаю, как танцуют бальные танцы.
— Мужчинам не слишком трудно этому научиться. А женщина должна уметь двигаться вслед за мужчиной и при этом не наступать ему на ноги.
Картик поднимает руки, как бы обнимая невидимую партнершу.
— Примерно так? — спрашивает он, кружась по комнате.
— Немножко медленнее, — говорю я. — Да, вот так.
Картик произносит сладким тоном:
— Полагаю, леди Как Вас Там, у вас было много визитеров с тех пор, как вы прибыли в Лондон?
— Ох, лорд Надменность, — отвечаю я в тон ему, — представьте, я получила так много визитных карточек от самых замечательных людей, что мне пришлось поставить две фарфоровые чаши, чтобы их сложить.
— Две чаши, говорите?
— Две чаши.
— Какое неудобство для вас и для вашей коллекции фарфора! — хохочет Картик.
Он так чудесно выглядит, когда смеется…
— Мне бы хотелось увидеть тебя в черном смокинге и белом галстуке.
Картик останавливается.
— Думаешь, я мог бы выглядеть как важный джентльмен?
— Да.
Он кланяется мне.
— Могу я пригласить вас на танец, мисс Дойл?
Я приседаю в реверансе.
— Ох, разумеется, лорд Надменность.
— Нет, — мягко возражает Картик, — могу ли я сам пригласить тебя на танец?
Он и правда предлагает мне потанцевать. Я оглядываюсь по сторонам. В доме все спят. Даже солнце дремлет под плотным одеялом серых туч. Вокруг никого, но кто-нибудь может появиться в любое мгновение. В голове звучит отчаянный голос, предостерегая: «Ни в коем случае! Это неприлично! Неправильно! Что, если вас кто-нибудь увидит? И как насчет Саймона…»
Но руки сами решают за меня, они поднимаются навстречу Картику, едва замечая утренний рождественский холод.
— А… э-э… твоя вторая рука должна лежать на моей талии, — говорю я, глядя на наши ноги.
— Так? — спрашивает он, кладя ладонь мне на бедра.
— Выше, — хриплю я. Его ладонь передвигается к талии. — Вот так, да.
— Теперь что?
— Теперь танцуем, — говорю я, и от моего дыхания в воздухе плывет легкое облачко белого пара.
Сначала он кружит меня медленно и неловко. Между нами такое расстояние, что вполне поместился бы и третий человек. Я внимательно смотрю на наши ноги, которые движутся так близко друг от друга… и оставляют следы на тонком слое опилок.
— Мне кажется, дело пошло бы лучше, если бы ты не отстранялась так, — говорит Картик.
— Но полагается держаться именно так, — отвечаю я.
Он привлекает меня ближе к себе, гораздо ближе, чем это допустимо. И теперь расстояние между его грудью и моей уж слишком мало. Я невольно оглядываюсь, испугавшись, но вокруг никого нет, никто нас не видит, кроме лошадей. Рука Картика скользит с моей талии к пояснице. Он все кружит и кружит меня, и его ладонь согревает мою спину, а вторая рука сжимает мои пальцы, и у меня вдруг начинает кружиться голова.
— Джемма, — говорит Картик, и мне приходится посмотреть в его чарующие карие глаза. — Я должен кое-что сказать тебе.
Нет, он не должен этого говорить. Он все погубит, разрушит! Я резко отступаю, рука сама собой прижимается к животу, я как бы пытаюсь поддержать себя…
— Ты в порядке? — спрашивает Картик.
Я слабо улыбаюсь и киваю.
— Холодно, — говорю я. — Пожалуй, мне лучше вернуться домой.
— Но сначала я должен тебе сказать…
— У меня еще так много дел, — перебиваю его я.
Он протягивает мне кинжал-амулет. Наши руки соприкасаются, и весь мир как будто задерживает дыхание, а потом губы Картика, теплые, нежные, касаются моих губ. Я словно внезапно попала под летний дождь, такое у меня ощущение.
— Пожалуйста, не надо…
— Это потому, что я индиец? — спрашивает Картик.
— Конечно, нет, — удивляюсь я. — Я вообще никогда не думала о тебе как об индийце!
Его как будто ударили. Потом он откидывает голову назад и хохочет. Я не понимаю, что я сказала такого смешного. Он смотрит на меня так жестко, что я чувствую, как у меня разрывается сердце.
— Значит, ты никогда не думала обо мне как об индийце… Что ж, это огромное облегчение для меня.
— Я… я совсем не в этом смысле… я и не думала…
— А вы, англичане, вообще никогда не думаете.
Он направляется в глубь конюшни, а я спешу за ним.