— Теперь твоя очередь.
Она передала мне журнал, называвшийся «В Его времена». Я с удовольствием полистала страницы и остановилась на коротком стихотворении, написанном без рифмы.
— «Узкий путь», — прочитала я вслух. — Автор Прентис Дори.
Мой дед всегда стоял у ворот поместья,
Сжимая в руках испачканную шляпу.
Старик указывал путникам дорогу к мосту,
Который он построил на земле своих предков.
Когда река разливалась или бушевала буря,
Он лишь приглаживал пальцами седые волосы.
Мой дед указывал путь каретам и телегам,
Не глядя на статус людей или цвет их кожи.
Один фермер спросил его: «Безопасна ли дорога?»
И дед ответил: «Просто оставайся на ней.
Не смотри вниз. Не оборачивайся. Путь узок, это верно.
Но если ты выберешь его, Бог позаботится о тебе».
Мне захотелось заплакать, но вместо этого я рассмеялась. Кэти хмуро посмотрела на меня и забрала журнал:
— Не забудь произнести молитву.
Она поцеловала меня в щеку, и я почувствовала запах розовой воды и аромат духов, идущий от ее волос. Что-то лимонное.
— Я скажу папочке, что он может пожелать тебе сладких снов.
Чтение этого стихотворения — пусть даже нерифмованного и банального — так сильно заинтриговало меня, что, когда Кэти вышла, я тут же спрыгнула с постели и начала осматривать книги Дженни. К моему изумлению, в комнате не обнаружилось ни одной книжной полки. На крышке комода между двух металлических подставок стояло несколько книг: школьные учебники (по физике, истории, государственному управлению и алгебре), брошюра «Стань лучшей сиделкой» и библейский словарь. Меня охватило негодование. Вселенная снова сыграла со мной злую шутку.
Услышав шаги в коридоре, я запрыгнула обратно под одеяло. Дэн вошел в комнату и улыбнулся мне:
— Как ты себя чувствуешь? Тебе уже лучше?
Я кивнула. Он подошел к постели и поцеловал меня в лоб. Его кожа пахла мылом, но от рубашки — я поняла это безошибочно — исходил запах гардений.
Я возбужденно кружила по комнате. О сне не могло быть и речи. Мне хотелось дождаться, когда Дэн и Кэти отправятся спать. Тогда я могла бы побродить по их дому. Сев на кровать, я открыла учебник по истории Америки. Раньше при прежних хозяевах мне доводилось читать исторические книги. Однако я не могла привыкнуть к таким сомнительным понятиям, как, например, «антебеллум» — время перед Гражданской войной между штатами. Лично мне оно не казалось столь уж далеким. Я сама жила в ту эпоху. По аналогии со словом «antediluvian», делившим историю на две части — до и после Великого потопа, — этот термин подразумевал размежевание времен. И хотя, если смотреть по дате рождения, мне надлежало оставаться где-то на первых страницах учебника, тело Дженни позволило мне впрыгнуть в нынешний мир.
Наконец дом затих; время от времени раздавались едва различимые скрипы и потрескивания, которые можно услышать лишь ночью, пока люди отдыхают. Я прошла на цыпочках через столовую и тихо проскользнула на кухню. Мне было страшно включать верхний свет, поэтому я использовала маленькую лампочку над газовой плитой. На большой стойке, словно на алтаре, стояла чаша с зелеными грушами. Я надкусила одну из них. Вкус оказался таким опьяняющим, что я тут же съела весь фрукт. Я заглянула в шкаф и нашла пластиковую банку арахисового масла марки «Сельская ярмарка». Открыв и понюхав содержимое, я хихикнула, нашла ложку в одном из ящиков и попробовала это лакомство. Оно было еще чудеснее, чем виноградный пунш.
Я осмотрела холодильник. Понюхав кусок хлеба, завернутый в фольгу, я отогнула уголок обертки. Тонкая, серебристая и почти невесомая, она походила на кожу. Кухня поразила меня своей нарочитой чистотой. Все продукты, кроме груш, были изолированы от мира и запечатаны. Банки с овощами, горшочки с соусами, рис в герметичной прорезиненной коробке. Я с ностальгией подумала о кладовой мистера Брауна, где авокадо хранились в корзинах рядом со связками лука. Затем я вспомнила кухню моего детства. Там все напоминало о еде. Мука и стол казались чем-то неделимым. Горшок в темном зеве печи всегда пахнул супом. Хлопчатобумажные мешочки с бобами и картошкой дышали одним и тем же воздухом. Кухня Кэти относилась к пище с подозрением. Я предпочла бы находиться на неопрятной кухне у Билли, чем в этой странной комнате. По крайней мере, в доме Митча случайно забредшая мышь могла бы продержаться ночь или две.
Отражение в темном стекле на дверце духовки напугало меня. Какое-то время я не узнавала себя, потому что на меня смотрело лицо Дженни. Мне стало жутковато. Я подумала, что где-то поблизости мог находиться ее дух. Ведь Джеймс однажды видел Билли. Могла ли Дженни наблюдать за мной? Я осмотрела каждый угол, но в комнате, кроме меня, никого не оказалось. Почему ни эта девочка, ни Билли не захотели остаться в своих домах, наблюдая за телами, которые они покинули?
Затем я заметила два телефонных справочника: один с желтыми страницами, другой — с белыми. Они лежали на полке под настенным телефоном. Я решила было найти номер Блейков, но потом передумала. Мой поздний звонок мог разбудить Митча.
Я выключила свет на кухне и прошлась по дому, осматривая каждую комнату, кроме родительской спальни. Все помещения выглядели аккуратно прибранными и напоминали церковные молельни. В них, как и в храмах, не было книжных полок. Однако в кабинете, расположенном рядом со спальней Дэна и Кэти, я, к своему облегчению, обнаружила большой книжный шкаф во всю стену. Включив настольную лампу, я начала рассматривать названия книг. Все тома на верхней полке относились к стратегии бизнеса, к договорному законодательству и ведению деловых переговоров. Следующий ряд содержал справочную литературу по увеличению продаж и эффективному влиянию на людей, а также руководства по починке машин и ораторскому мастерству. Чуть ниже размещались аудиокниги: «Шаги к успеху», «Улучшение памяти», «Библейская диета», «Новый завет» и несколько кассет с проповедями, с датами, надписанными на наклейках. Еще один ряд, разбитый на две секции — «мужскую» и «женскую», — содержал книги о гольфе и различных хобби. Две нижние полки были уставлены томами «Новой домашней энциклопедии». Ни одного романа. Ни одного сборника стихов. Еще одно разочарование.
Когда я легла на чистые простыни, мне вспомнилось стихотворение из христианского журнала Кэти. Перед моими глазами возник образ разлившейся от дождя реки: ряды колосьев на длинных узких островах, где раньше было пшеничное поле, и высокое дерево, стоящее в воде. Я знала, что однажды его корни сгниют в размякшей почве, и ствол рухнет. Наконец сон — сладкое тяжелое лекарство — увлек меня во мглу ночного покоя.
* * *
— Вставай и радуйся!
Утром Кэти громко простучала в мою дверь, заставив меня выпрыгнуть из постели. Я так не привыкла ко сну живых людей, что едва смогла открыть глаза.
Будучи Светом, я часто гуляла под дождем и даже как-то раз парила под водопадом. Мне доводилось видеть душевые кабинки и водопроводные краны. Но теперь, когда я повернула вентиль душа и почувствовала на коже Дженни поток холодной, обжигающей, как лед, воды, меня охватил неописуемый испуг. Я отпрыгнула от головки душа и съежилась на маленьком коврике. От звука воды и внезапного холода меня затошнило. С трудом проглотив кислоту, подступившую к горлу, я склонилась над ванной. Мне удалось найти нужный рычаг. Душ отключился. Вода полилась из нижнего крана. Я пугливо подставила руку под струю. Вода была теплой, как грудное молоко. Через миг она стала горячей, как суп. Я подкрутила вентиль и вновь опробовала температуру. Такой же механизм был у мистера Брауна. Мой страх улетучился. Дыхание успокоилось. Я заткнула пробкой сливное отверстие и забралась в ванну. Мне почему-то вспомнился образ высокого дерева со сгнившими корнями. Я решила ограничиться шестью дюймами глубины. Встав на колени и сложив руки ковшиком, я обмыла себя и сделала несколько боязливых нырков.