Саша собрал мусор. Помешал картошку. Она была почти готова. Сейчас Истомину еще больше захотелось, чтобы Света приехала. Возможно, только сейчас он понял, что ему, кроме женской ласки, нужен собеседник, который выслушает и посоветует. Если бы у Светы не было ребенка, он сделал все возможное, чтобы она осталась на ночь. Возможно, он попытается, но это потом, вечером. А сейчас он хотел поговорить с сыном. Извиниться и поговорить.
* * *
Надя так не хотела. Она не хотела быть избитой собственными друзьями. А друзьями ли? Нет. Кем бы они ни были, она не хотела, чтобы они ее избили. Надя не хотела покончить с собой. Ее все устраивало в этом несовершенном мире. Все. Предки-придурки, занятые только собой. Учителя-садисты, пользующиеся тем, что их родителям не до своих чад. Друзья… Тут немного сложнее. Разве можно бояться друзей? Разве можно им не доверять? Нет, это не друзья. Почему она с ними? А потому что у нее и выбора-то никакого не было. Либо дружить с ними, либо получать зуботычины от них. Но сейчас все стало как-то запутанно. Даже дружба с ними не спасает от избиения и… самоубийства. Правда, последнего она не могла понять. Что могло их толкнуть на такой серьезный шаг? Смерть – это серьезно. Смерть – это надолго. Смерть, черт бы ее побрал, это навсегда! Неужели они этого не понимали? Что же их могло толкнуть на это? Видео? Тут и вовсе непонятно. Видео, конечно, было. И как Мечникову били, и как Владку, и еще с десяток подобных роликов с унижениями и стояниями на коленях. Только эти ролики все были на старом дядькином ноутбуке. Он ей его подарил, когда ее комп подхватил вирус. Неужели он вспомнил о нем и, просмотрев кино не для всех, решил выложить его для более широкого круга зрителей. Да нет. Зачем ему это? Тем более найди он эти нехорошие (она была уверена, что их действия по меньшей мере неправильны) записи, неприятного разговора с предками ей было бы не избежать. И это несмотря на то, что она любимица дядьки. У него не было своих детей, да, собственно, и жены у него не было. Вот поэтому-то он в Надюшке и души не чаял. Был у них еще один общий секрет, но о нем Надя не то что говорить – вспоминать не хочет. Однажды, напившись, она позволила ему потрогать себя. Она ничего не помнила, но ей казалось, что дальше прикосновений дело не пошло. Они просто решили это забыть.
Сейчас ее больше беспокоили друзья. На самом деле Надя себя спокойней чувствовала дома с большой в красный горошек кружкой в руках с дымящимся чаем внутри, сидя на мягком вращающемся стуле перед компом. Общение в одной из социальных сетей было ее любимым занятием. Да что там «в одной из»? Она сидела во всех одновременно. Надя включала компьютер и тут же входила в «Мой мир», «Одноклассники», «ВКонтакте», «Фэйсбук». И могла одновременно общаться с пятью-шестью виртуальными друзьями. Она поняла, что ей не надо никого из них видеть в реале. Это ни к чему. Они создали в Сети свой мир, в котором им и без тактильного восприятия друг друга хорошо. Тем более что с ее реальными друзьями она знала только об одном тактильном ощущении. Это избиение.
Сегодня Надя решила вообще не выходить на улицу. В общем-то и погода этому не способствовала, да и настроение было ей под стать. Предки укатили к родственникам в Тулу. Дядьку, естественно, оставили за ней следить. Но он не слишком навязывал свое общество. Как обычно, придет подшофе с пивом, и они проговорят до поздней ночи. Ну вот почему ее отец или мать не такие? Как бы ей хотелось найти друзей в них. Без пива, конечно, но ведь тоже можно как-то поговорить. С Надей можно говорить обо всем, ведь она уже взрослая. Вот только предки в ней не видели ту взрослую девушку. Или просто не хотели видеть.
* * *
Разговор не заладился. Сережа все время молчал. Тогда как Александр все говорил и говорил. Он не видел понимания в глазах своего ребенка. Он не видел даже желания понять. Выяснение, откуда эти ролики и почему он их смотрел, Саша решил оставить на потом. Парню и так досталось. Саша понимал, что все эти разговоры, чтобы облегчить собственную совесть. Чтобы перестать корить себя за излишнюю резкость, он извинялся и пытался объяснить ребенку, за что на него наорали. Так было всегда, так было до сегодняшнего дня. Что случилось сегодня? Кроме того, что его ребенок смотрел на самоубийство… на инсценировку самоубийства одноклассника, а теперь не хочет принимать извинения. Может, он повзрослел? И теперь ждет от отца обдуманных поступков. Теперь схема «наорал – извинился – забыли» ни хрена не работала. Она, к чертям собачьим, дала сбой.
Сережа просто встал на очередной паузе в излияниях отца и вышел из комнаты. Саша сидел словно в воду опущенный. В зале включился телевизор. Это провал. Было похоже на то, что его бросили все. Если на уход жены ему было наплевать, то отношения с сыном ему были очень дороги. И он был готов на все, чтобы вернуть расположение Сережи.
Истомин прошел на кухню. Наложил картошку в тарелки, открыл банку маринованных грибов и, промыв, наложил в пиалу. В обычные дни, а до сегодняшнего они все такими и были, Истомин никому не позволял есть в комнатах. Для этого есть кухня. Но сегодня он решил – к черту все правила. Он зашел в зал и подкатил журнальный столик к дивану, на котором сидел Сережа. Принес из кухни тарелки, вилки и хлеб.
– Тебе чаю или кофе?
Вот оно, еще одно долбаное отступление от правил. Еще вчера он бы вырвал себе язык, спросив у ребенка о его желании попить кофе. Несмотря на неоднократные попытки вымолить разрешение на употребление этого ароматного напитка, Сережа еще ни разу его не пил дома. Саша знал, что дед позволял внуку подобные вещи, но Саша с этим ничего не мог поделать.
Сережа повернулся к отцу. Какой он все-таки еще ребенок. В его глазах читалась заинтересованность.
– А можно с молоком? Кофе с молоком?
– Нужно, – улыбнулся Истомин и вышел на кухню.
Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки. Это не могло не радовать. Но его радость сошла на нет, когда дверь на кухню захлопнулась перед его носом. Он едва не опрокинул кружку с кипятком на себя. Через стекло в двери он прекрасно видел, что в коридоре никого нет. По крайней мере, видимого. Сережа смеялся над героями какого-то мультика. Это не мог быть он.
И тут Истомин увидел, кто это мог быть. Черный силуэт начал собираться будто из пылинок прямо за стеклом напротив Саши. Каждая частица вновь образовавшегося тела будто шевелилась сама по себе. Глупость, конечно, но на мгновение Саше показалось, что незваный гость состоит из миллиона цифр, которые менялись между собой. Из-за этого его тело было в постоянном движении, будто усыпанное насекомыми. Через несколько секунд цифры пробежались по ухмыляющемуся лицу, придав ему более естественный цвет лица. Но человечней оно так и не стало. Это был мужчина. Он прислонился к стеклу и прошептал:
– Он мой!
Женя была влюблена. Нет, не в это ничтожество. Скороходик ей был нужен, пока она на Ганца дулась. Два месяца они не общались. Леша… Мало кто знал, что Ганца зовут Алексей. Он, наверное, и сам стал забывать. Леша ходил и не замечал бывшую подругу. А Женька очень хотела помириться, особенно когда выпьет. Помириться, а потом послать его на хер. Что это было, вчера на чердаке? Помирились? Это был секс, но помирились они или нет, она не помнила. К сожалению, занятие любовью с Ганцем не всегда значит мир в отношениях. Так что вполне возможно, что теперь два ноль в пользу этого мудака. Да, она любила его, но она и ненавидела его. Эта скотина использовала ее, а подобное она позволяла не многим. Сама виновата, не надо было вчера напиваться. Женя попыталась вспомнить, что было после избиения Скороходова. Нет, не смогла. Даже если бы Алексей захотел поделиться ею с друзьями, она бы не вспомнила. Или… Она попыталась представить Змея на себе. Нет. Камаза. Вряд ли. Ганца. Это сколько угодно, это всегда пожалуйста. Что делать? Любила она эту сволочь. Любила и многое прощала.