— Дней через десять, — подумав, ответит Березин. — Партия уже отправлена из Архангельска на «Васлии Прончищеве».
— Ну нет! — решительно возразил Лавров. — Вы переправите сюда в аварийном порядке на самолете одну тонну растворителя. Вам хватит тонны на десять дней, товарищи? — спросил он Гуревича и Красницкого. — До прибытия «Прончищева»?
— Хватит, Сергеи Петрович, вполне хватит!
— Вот и отлично! Я попрошу вас, Николаи Антонович, пройти в контору, связаться по телевизефону с кем нужно на «Большой земле» и распорядиться об отправке этой тонны. А вы, товарищ Красницкий, проводите, пожалуйста, Николая Антоновича в контору… Мы спустимся в шахту с товарищем Гуревичем. Вы догоните нас… Пойдем дальше, товарищи, — продолжал Лавров, после того как Березин и Красницкий вышли из башни.
— На лифте или по лестнице, Сергей Петрович? — спросил Гуревич.
— По лестнице, Самуил Лазаревич.
Металлическая лестница вилась уступами и через каждые два—три десятка метров прерывалась площадкой. Справа она примыкала к стене шахты, слева была пустота — светлая, пугающая, от близости которой у человека замирало сердце. Лестница, легкая, словно паутина, висела в пространстве, и Гоберти, сжав зубы, с трудом заставлял себя переставлять ноги, спускаясь по ступенькам.
Впереди и позади лестницы уходили вниз две сетчатые клетки лифтов: грузового и пассажирского.
Залитая светом круглая пропасть открылась перед глазами людей, как только они сошли на первую площадку лестницы. Шахта уходила глубоко вниз, в звездную туманность скопившихся там огней. По ее гладким светло-голубым стенам тянулось множество проводов, шлангов, труб.
Глухой ровный гул шел из глубины шахты, чмокающие звуки доносились из толстых труб; тяжко вздыхая, ухали насосы и компрессоры; где-то грозно гудели мощные моторы.
Осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к возрастающему гулу, все молча спускались по лестнице ниже и ниже. Над каждой площадкой висели на стене мраморные щиты с рубильниками, выключателями, разноцветными кнопками.
Гоберти спускался рядом с Лавровым, присматриваясь, ежеминутно делая на ходу заметки в своей записной книжке.
— Что за хлюпающие звуки доносятся из этой трубы, Сергей Петрович? — спросил он после долгого молчания.
— Из этой толстой? Придется сначала объяснить вам значение водонапорной трубы, которая идет рядом с ней. Как видите, она немного тоньше первой. По ней под собственным напором — я вам уже говорил, что здесь, у дна океана, давление равно двадцати атмосферам — внешняя морская вода устремляется вниз, в шахту. В нижнем, глухом конце этой трубы вода разбивается на несколько десятков мощных струй, и каждая из этих струй по своему шлангу, через свой брандспойт, [61] вырывается наружу и с огромной силой бьет и разбивает горную породу на дне шахты…
— Простите, Сергей Петрович. Я, конечно, мало понимаю в технике, но все же слышал, что этим способом размывают, скажем, песчаную почву, глинистую или, как их там…
— Вы хотите сказать — осадочные породы?
— Да, да, мягкие породы. Но только что товарищ Красницкий докладывал вам, что они пробивают шахту в базальте. [62] В базальте! Он ведь, кажется, такой же твердый, как гранит. Не так ли? Что же может с ним сделать вода даже под напором в двадцать атмосфер?
— Это вполне естественный вопрос, — сказал, улыбаясь, Лавров. — Надо знать, что под таким давлением струя воды получает твердость стали и действует, как стальной лом. Но, кроме того, мы получили еще добавочную силу благодаря успехам советской химии. Недавно, один из наших химических институтов открыл состав, который называется геологическим растворителем. Это о нем мы только что разговаривали наверху. Подробно говорить об этом составе я не могу. Могу сказать лишь, что одна его крупинка, растворенная в кубометре воды, позволяет ей под сильным давлением разъедать и растворять почти мгновенно верхний слой любой горной породы, в том числе и самой твердой, как, например, гранит, базальт, диорит. [63] Ну, хотя бы вот так, как соляная кислота растворяет в себе без остатка большинство металлов, органические ткани, кости. По водонапорной трубе идет вода уже с ничтожной примесью растворителя, но этого достаточно, чтобы наши гидромониторы даже в базальте каждые сутки углубляли шахту на десять—пятнадцать метров.
— Так… Интересно… О чем же вздыхает другая труба? — спросил Гоберти.
— Другая труба — отводная, — продолжал Лавров. — Внутри нее через равные промежутки помещаются мощные электрические насосы, которые поднимают наверх пульпу — то есть уже отработанную воду с размытой горной породой. Эта пульпоотводная труба уходит далеко от поселка по морскому дну, и там теперь образуется, если можно так выразиться, новый геологический слой отложений из выбрасываемой породы. Работу этих насосов вы и слышите из пульпоотводной трубы.
— Замечательно! — проговорил Гоберти, снимая кепку и на ходу вытирая покрытые капельками пота лоб и розовый лысый череп.
— Кстати, Самуил Лазаревич, — обернулся Лавров к Гуревичу, — как работают пульпоотводные насосы? Какая производительность?
— Великолепно работают, Сергей Петрович, и монтаж идеальный. Прекрасная конструкция! Поршень с расширяющимся эластичным ободом, и зазора между поршнем и цилиндром насоса фактически нет. Производительность выше проектной.
— Вот как! Очень хорошо. Какой завод поставлял?
— Московский гидротехнический. А конструкция — Ирины Васильевны Денисовой, начальника производства на этом заводе. Мы с ней обменялись визетон-письмами, и я прямо благословлял ее за эти насосы…
Обычно бледное лицо Лаврова порозовело.
— Вот как! — пробормотал он с улыбкой. — Очень рад… Очень…
Гоберти энергично обмахивал кепкой раскрасневшееся лицо.
— Что-то очень жарко становится, — говорил он. — Сердце у меня неважное, с трудом выносит такую температуру.
— Сейчас будет станция, господин Гоберти, — отозвался Гуревич. — Минуту потерпите.
Через два лестничных пролета на площадке, в стене шахты, показалась плотно закрытая дверь. Гуревич открыл ее, за ней другую и пропустил мимо себя гостей. Они очутились в высокой, мягко освещенной комнате, уставленной мебелью. Здесь была тишина и приятная прохлада. Из боковой двери появился человек в белом халате и быстро направился навстречу вошедшим.