— Всю жизнь говорил я себе: любопытство до добра не доведет! — это уже было похоже на признание. — Только это между нами. Сижу я сегодня дома, ничего плохого не жду, чай попиваю, мастерю кое-что. И вдруг ко мне заявляется, кто бы вы думали? — Соломон сделал многозначительную паузу.
— Покороче нельзя? — не выдержал брюнет. Шатен под столом ударил его ногой.
— Старший лейтенант из МУРа, — «старший лейтенант» прозвучало как «генералиссимус», — и рассказывает мне о том, что украли какой-то большущий бриллиант, и если его принесут оценивать ко мне, то я должен ему позвонить. Как вы справедливо заметили, молодой человек, я не дурак, прикинул, что к чему, и высчитал, какой такой бриллиант мог пропасть. Другого большого бриллианта теперь в Москве на обозрение не выставлено. Дай, думаю, проверю себя, схожу, посмотрю, может, ошибаюсь? Подхожу и вижу: так и есть, стекляшка лежит! Вы мне не верите? — изумился Хайтин, вынул из кармана визитку старшего лейтенанта из МУРа и положил на стол. — Только вы уж меня не выдайте, я ему обещал о нашем разговоре никому не рассказывать.
— Нам проверить надо, вы не против? — брюнет подвинул к себе визитку.
— Еще учтите, когда проверять будете, — посоветовал Хайтин, — я судимый, сидел, но это давно было, при большевиках. Самих бы их пересажать за то, что такие бриллианты за границу продавали.
На некоторое время Хайтина оставили одного, но дверь не закрыли. Ювелир, довольный собой, вздохнул, расстегнул пиджак и развалился в кресле. Кабинет ему определенно нравился: небольшой, уютный, с видом на Успенский собор.
— Вот и мне довелось в кремлевских кабинетах посидеть, — усмехнулся он, разглядывая на стене большущий плакат с календарем.
«Гнилую игру Тихон затеял, — подумал Хайтин. — Нет из нее выхода, менты плотно обложили со всех сторон. И не найдется сегодня такого идиота, который был бы готов купить камень. Некуда с ним сегодня податься». Наконец, вернулись его мучители. Брюнет вежливо подал визитку:
— Извините, что побеспокоили.
— Можно узнать, кто и как камень оприходовал? — поинтересовался ювелир. — Дело-то не шуточное — из Кремля ценность мирового значения увести! Брюнет сел на стул напротив ювелира, шатен остался стоять. «Наверное, звание у него ниже», — подумал Хайтин.
— Вы единственный из посторонних, кто сегодня доподлинно знает, что бриллиант похищен. И это налагает на вас особую ответственность.
— О чем знают двое, о том знает и свинья, — вставил ювелир. — А что касается меня, буду нем, как рыба. Но за других не ручаюсь. Брюнету пришлось пропустить это замечание мимо ушей.
— Поэтому никаких комментариев журналистам, никаких рассказов знакомым. Все должно оставаться, как есть.
— Если вы думаете, что журналисты ко мне, старику, толпами ходят, то ошибаетесь. Большинство моих знакомых уже в могиле, а кто успел вовремя, тот в Израиле. Документик мне какой-нибудь подписать надо? — поинтересовался Хайтин, поняв, что его готовы отпустить.
— Это лишнее. Вы человек разумный.
— Что ж, рад был познакомиться, — ювелир поднялся и первым подал руку на прощание. Рукопожатия получились вялыми, не искренними.
Хайтин не отказал себе в удовольствии еще раз осмотреть витрину с поддельным бриллиантом. На неосведомленного человека камень мог произвести впечатление: срабатывала подсветка, яркая, умело направленная.
Выходя из зала, ювелир победно посмотрел на брюнета и шатена. Чувствовалось, что те тихо ненавидят его и справедливо полагают, что старику известно раза в три больше, чем он сообщил.
«Ну не мог Тихон бриллиант прямо из выставочного зала увести! Однако он у него, — подумал Хайтин, уже выходя из музея. — Во всем большевики виноваты, — не очень логично заключил он. — Не продай они камень в двадцатые годы, не было бы и сегодняшней нервотрепки».
Хайтина не покидало чувство, что за ним следят. Такого не случалось с ним давно. Первые два года после выхода на свободу подобное чувство везде преследовало его. Старик пешком дошел до Большого театра, чтобы убедиться, что преследования нет и оно ему померещилось.
— Я один из многих, — сказал себе Хайтин. — Они контролируют всех ювелиров, всех блатных и персонально для меня «наружку» держать не станут.
Эта мысль успокоила ювелира, и ему показалось, что света в городе прибавилось: то ли облака разошлись, то ли солнце поднялось повыше.
«Жадность не только фраера, но и матерого вора сгубить может. А Тихон молодец, — с завистью подумал ювелир, — всех ментов в Москве на уши поставил. И как только ему это удалось? Талант. Одно слово — талант».
* * *
Санкт-Петербург встретил Глеба Сиверова моросящим холодным дождем, резким ветром и какой-то непроницаемой серостью. Из аэропорта, вслед за Гусовским, Глеб въехал в город. Он смотрел на знакомые силуэты, которые еще с детства отпечатались в памяти.
— Что, не узнаете город? — спросил почти четверть часа молчавший таксист.
— Да, изменился Питер.
— Ха, изменился. Здесь-то он не очень изменился, а вот в центре — там он уже совсем другой.
— Что, и дворов не стало?
— А куда ж они денутся?! Дворы остались. Просто все первые этажи стали красивыми, нарядными. Но я такой Питер не люблю, — признался таксист и поскреб седую щеку. — А вам, собственно, куда?
— Мне за той машиной впереди. Видишь «мерс», не отставай от него.
— Не отстану. Такси догнало «мерседес» у гостиницы и остановилось на некотором расстоянии.
— Спасибо вам, — Глеб рассчитался.
— Если надо, звоните, — предложил свои услуги не очень разговорчивый таксист и протянул визитку.
Глеб закинул на плечо сумку, в которой была аппаратура, проследил, как Гусовский вошел в отель вместе с двумя телохранителями. Затем, минут через пять, вошел следом. Сто долларов сделали свое дело, Глеб получил номер на том же этаже, что и небезызвестный олигарх Гусовский. Разница была лишь в том, что номер Гусовского располагался в другом конце коридора, метрах в пятнадцати от номера, который снял себе Сиверов. Номер Гусовского был забронирован заранее.
«Наверно, он всегда останавливается здесь. Хотя я на его месте останавливался бы где-нибудь за городом, в специально снятом доме. Так оно спокойнее, да и от лишних глаз подальше. Хотя, — рассуждал Сиверов, — может быть, у него важных встреч на эту поездку не намечено. Тех встреч, которые надо скрывать».
Он уже не один год работал на ФСБ, провел много сложнейших операций, помогая генералу Потапчуку изобличать преступников. И был осведомлен не понаслышке о том, как работают наемные убийцы.
«Кто такой Брагин? Бизнесмен, довольно крупный, ворочающий миллионами долларов. Значит он кому-то мешал. И кто-то наверняка хотел прибрать его дело к рукам. Или вариант №2, — рассуждал Глеб, глядя в окно на ночной Питер. — Брагин для кого-то был конкурентом. И в том, и в другом случае он мешал, и его следовало устранить. Скорее всего, договориться с ним не удалось. Возможно, не удалось и запугать. Покушение на убийство уже было. После него Брагин был вынужден усилить личную охрану. Его сопровождали не один и не два телохранителя. Под силу подобная операция... — Глеб мысленно прикинул, сколько может стоить подобное мероприятие человеку могущественному. — Завладев делом рыбного магната, кто-то надеялся получить большие барыши. А где большие барыши, там никогда денег на устранение конкурента не жалеют. Но сколько могла стоить подобная операция? Не меньше миллиона долларов. Во-первых, — рассуждал Глеб, — Брагина пасли, пасли довольно долго. Знали дом, подъезд, квартиру его любовницы. Знали о том, что он отправляется в заграничную командировку. Знали, когда он возвращается из Норвегии в Питер, а затем в Москву. К этому надо прибавить расходы на выведывание коммерческих секретов: только владея подобной информацией, можно извлечь пользу из смерти конкурента. Выходит, знали все, следили за ним не один день, не неделю и даже, наверное, не месяц. Значит, в операции было задействовано, по меньшей мере, человек десять. Одному такое дело не потянуть. А где много людей, там возможна и утечка информации. Значит, люди должны быть подготовленными, надежными, и заказчик должен им всецело доверять. Такие люди есть, это старые кадры спецслужб. Возможно, за операцией устранения Брагина стоит какой-нибудь старый полковник из органов госбезопасности. Может быть, даже из ФСБ, ГРУ — короче говоря, из спецслужб. Бандиты действовали бы наверняка по-иному. Убийца — последнее звено операции — спокойно ждал Брагина, находясь во дворе его дома. В соседнем дворе, вероятнее всего, стояла машина, которая ждала убийцу. Наверняка она уехала недалеко — каких-нибудь три-четыре квартала. Там ее бросили, пересели в следующую. А оттуда убийца мог уйти в любом направлении и отсидеться, если, конечно, он не оказался за пределами России, там, где его никто и никогда не достанет. В Греции, Тунисе, Болгарии. Да где угодно! При больших деньгах и с документами проблем не будет — нигде. А может быть, кто-то приехал из-за границы, чтобы понажимать здесь на курки пистолетов, заработать и опять исчезнуть. Но ничего, — думал Глеб, — я ведь тоже не лыком шит, вполне возможно, что не Гусовский стоит за всеми этими делами и не его люди убрали Брагина. Но почему тогда Потапчук попросил меня последить за Гусовским? Наверное, старик что-то знает или догадывается, поэтому попросил меня ни во что не вмешиваться, быть предельно осторожным. Ну что ж, я высовываться не стану. Все-таки голова-то у меня не только для того, чтобы шапку носить».