Потапчук скривился, понимая, что все его уговоры для Сиверова в данный момент абсолютно ничего не значат, что у того в голове уже существует какой-то план, по которому он и станет действовать, выполняя его пункт за пунктом, а генерал узнает о результатах, как всегда, в самый последний момент.
— Знаешь что, Сиверов, — сказал генерал, когда машина остановилась на Лубянской площади, — ты, пожалуйста, не придуривайся. Ты мне очень дорог.
— В прямом или переносном смысле, генерал? — спросил Глеб.
— Во всех смыслах. Дорог. Так что, пожалуйста, ради меня будь осторожен.
— Я всегда осторожен, стараюсь на рожон не лезть.
— Вот и правильно делаешь.
Генерал устало выбрался из машины и двинулся к зданию, известному на весь мир. А Глеб газанул, и его «тойота» помчалась вперед.
Полковник Петров, руководивший операцией, сидел в своем кабинете и принимал сводки. Иногда ему казалось, что еще немного, и он доберется до камня, но каждый раз информация оказывалась ложной. Его не радовало то, что за время операции изъяли целый арсенал бандитского оружия; что пойманы три рецидивиста, бежавшие из зоны и скрывавшиеся уже целых полгода; что обнаружена подпольная типография, печатавшая фальшивые доллары; ликвидировано десять подпольных публичных домов; изъято тридцать с половиной килограммов наркотиков. В другое время за такие подвиги он мог бы рассчитывать на генеральскую звезду. Петров знал — далеко на беспределе не уедешь. Рушится хрупкая договоренность между милицией и преступным миром, на беспредел могут ответить только беспределом.
Утром, не выспавшийся, с тяжелой головой, небритый, он дал отбой, распорядившись выпустить на волю всех задержанных авторитетов. Теперь он надеялся лишь на то, что результат даст операция «Подстава», предложенная генералом Потапчуком. Полковник чувствовал, что придумал ее не сам генерал. Не его стиль — кто-то ему подсказал. Она давала реальный шанс выйти на похитителей.
Люди из ФСБ под разными предлогами наведывались к ювелирам, скупщикам краденого и намекали, что в город прибыл человек, готовый купить бриллиант за семьсот тысяч долларов. Большинство барыг и ювелиров тут же звонили в милицию и сообщали об этих визитах. Но некоторые умалчивали о встречах. Их-то Петров и брал на заметку, остальных из списка вычеркивал.
Так оказался вычеркнутым и Соломон Ильич Хайтин. Хотя до этого перед его фамилией стояла жирная птичка, потому как он, единственный из всех специалистов, засветился на выставке.
С шести утра активизировались и журналисты. Они уже пронюхали о похищении бриллианта и теперь непрерывно звонили в Министерство внутренних дел, в ФСБ, требуя комментариев. Звонили по всем известным им телефонам. С журналистами Потапчук распорядился разговаривать вежливо и неизменно отсылать с вопросами в пресс-центр. Естественно, телефоны постоянно были заняты.
«Ненавижу!», — думал Петров сразу обо всех: о ворах, своем начальстве и подчиненных. Оставалось ждать, когда продавец сам выйдет на покупателя.
«Может, что-нибудь слышно от Князева?» — с сомнением подумал Потапчук, хотя наперед знал, выплыви что-то новое, ему бы непременно сообщили. Однако он решил сам заехать и убедиться в этом лично.
Николая Николаевича Князева по-прежнему содержали во внутренней тюрьме ФСБ. Камеры были построены в тридцатые годы, в фантазии архитектору было не отказать. Небольшая одиночка давила на психику любого, кто в ней оказывался. По форме камера напоминала гроб изнутри: скошенные трапецией стены и низкий потолок, светильник прятался за толстой решеткой и армированным стеклом.
Николай Николаевич сидел на нарах, спину держал прямо, голову высоко поднятой. Он смотрел прямо перед собой, словно видел сквозь стены. На душе у него было покойно. Он-таки стал российским императором, в этом убеждало не только то, что сбылось предсказание монгола, но, по его мнению, в это постепенно начинали верить и его тюремщики. Даже охранник, принесший обед, назвал его сегодня «Ваше высочество». Да и важный человек в медицинском халате, к которому его возили, ни минуты не сомневался в том, что перед ним настоящий император. Князев, хотя и был сведущ в электронике, даже не задумывался, стоят ли в камере «жучки», установлена ли в ней видеокамера.
Потапчук зашел в комнату к техникам. Молодой лейтенант сидел за столом, заставленным аппаратурой, правой рукой прижимал к уху наушник. Его лицо выражало полное отчаяние. Лейтенант хотел было встать при виде генерала, но Федор Филиппович отечески остановил его:
— Сиди.
В камере Князева стоял микрофон, и каждый звук, усиленный электроникой, попадал в эту комнату и фиксировался.
— Достал, — честно признался лейтенант.
— Что такое?
— То «Боже, царя...» поет, то по-французски сам с собой разговаривает.
— О чем?
— Кто ж его знает? Я английский учил. Могу включить, послушаете.
— Я тоже французского не учил, — честно признался генерал. — Связаться с кем-нибудь требует?
— Нет.
— Как его раньше не раскусили? В Кремле работал. Полный идиот! Я бы его у нас не держал, ему самое место в сумасшедшем доме.
— Продолжайте, — вздохнув, сказал Потапчук, — нам важна каждая мелочь.
Голова разболелась, генерал потер виски, затем дал лейтенанту знак, чтобы тот подал ему наушник. В это время Князев как раз рассуждал о будущем России по-французски.
— Крепись, служба такая, — похлопал Потапчук лейтенанта по плечу, отдавая ему наушник.
* * *
Тихон, дождавшись десяти утра, отправился в магазин, торгующий фирменной аппаратурой. Раньше он проходил мимо него, даже не удостаивая взглядом роскошные витрины, уставленные телевизорами, видеомагнитофонами, фотоаппаратами, камерами. Но сегодня он еле дождался его открытия. Народу было немного — кому придет в голову с утра делать дорогие покупки?
Он прошел зал с видеоаппаратурой, миновал звуковые системы и очутился в уголке, отведенном фотоаппаратам. В технике Тихон понимал мало, более полагаясь на ловкость рук, но знал, что существуют фотоаппараты, способные делать моментальные снимки.
Девушка-продавец в форменной одежде с бэджиком на объемной груди вышла навстречу раннему покупателю:
— Вас что-то интересует?
Солидный пожилой мужчина ей явно импонировал, чувствовалось, что он готов расстаться с большой суммой денег.
— Внучка у меня родилась, — не моргнув глазом соврал Тихон.
— Поздравляю, — расплылась в улыбке девушка.
— Хочу невестке сюрприз сделать, фотоаппарат подарить, такой, чтобы снимки сразу получались.
Фотоаппаратов на витрине было много, но моментальный «Поляроид» стоял лишь один.