Над ручьем весь день
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
Тиё-ни
Светловолосая девочка обмакнула кисточку в черную краску, секунду помедлила, а затем старательно вывела на листе бумаги долговязую фигуру, похожую на черного шахматного короля. Затем она пририсовала фигуре руки.
Руки эти были протянуты к нарисованной девочке, такой же светловолосой, как сама маленькая художница.
Глаза нарисованной девочки были большими и испуганными, а рот – широко открытым, словно она кричала.
Кончики пальцев черного человека касались ее светло-желтых, почти белых волос.
Юная художница снова обмакнула кисть в черную краску, а затем быстро провела прямую линию, начинавшуюся в воздухе и заканчивавшуюся в теле страшного человека, словно воткнула ему в живот длинный черный нож.
Девочка тщательно промыла кисть, макнула ее в красную краску и намалевала на животе черного человека красное пятно крови. Краски смешались, и пятно получилось скорее грязно-багровым, чем алым, но девочку это вполне устроило.
Закончив рисунок, юная художница поставила кисть в пластмассовый стакан, затем выпрямилась и слегка отстранилась, чтобы окинуть взглядом рисунок.
Нарисованная девочка по-прежнему кричала от страха, но черный человек больше не был для нее опасен, его черные руки, похожие на голые ветки дерева, никогда больше не коснутся ее лица, ее шеи, ее груди и живота…
Юная художница торжествующе улыбнулась. В эту секунду за дверью послышался шорох, затем громко щелкнул замок, и дверь приоткрылась, впустив в полутемный пустой класс луч желтого света.
Девочка схватила картинку и быстро спрятала ее под крышку парты.
В класс вошел невысокий, толстый, лысоватый мужчина в помятом темно-сером пиджаке. Мужчина поднял руку и посмотрел на циферблат часов.
– Час прошел, – констатировал он неприятным гнусавым голосом, опустил руку и взглянул на девочку светлыми, чуть выпуклыми глазами. – Надеюсь, ты усвоила этот урок?
Девочка не ответила.
– Я спросил: ты осознала свою вину? – повысил голос мужчина.
– Да, – прошептала девочка одними губами.
– Не слышу!
– Да, – повторила она негромко, но вполне четко.
Мужчина подошел к девочке и положил ей на плечо пухлую руку.
– Скажи-ка, – заговорил он с улыбкой, – ты когда-нибудь ела пирожное эклер?
– Не знаю, – ответила девочка.
– Значит, не ела. Если бы ела – не забыла бы. Это очень вкусно! Хочешь, я тебя угощу?
Девочка молчала. Мужчина огляделся по сторонам, наклонился к девочке и проговорил, понизив голос:
– Идем ко мне в кабинет. Там у меня целых пять пирожных! Но есть их можно только в моем кабинете. Знаешь почему?
Девочка покачала головой и сказала:
– Нет.
– Чтобы другие дети не увидели и не стали тебе завидовать! – с улыбкой ответил мужчина. И доверительно пояснил: – На всех-то у меня не хватит. Но тебя я угощу. Идем!
Девочка продолжала сидеть, и тогда мужчина схватил ее за острое, худое плечо своими пальцами, рывком поднял на ноги и подтолкнул к двери.
Девочка прошла пару шагов и остановилась, глядя в пол.
– Ну, что же ты? – Мужчина стал проявлять нетерпение. Он снова подтолкнул девочку вперед. – Давай-давай, пирожные тебя ждут! Давай же! Ну!
Девочка не хотела идти. Она не упиралась, не спорила, она просто стояла и смотрела в пол. Толстое, щекастое лицо мужчины слегка побагровело, брови съехались на переносице.
– Ступай в мой кабинет! – сказал он строго.
Девочка не шелохнулась.
– Вот как? Что ж, не хочешь по-доброму, сделаем по-плохому.
Он схватил девочку за шиворот, шагнул вперед и потащил ее за собой.
Девочка пыталась вырваться, но безуспешно, и тогда, мелко перебирая ногами по направлению к двери, она заплакала – беззвучно и безутешно. Слезы подействовали на мужчину возбуждающе.
– Идем-идем! – сказал он, шумно и хрипло задышав. – Ты еще мне спасибо скажешь!
Лицо его раскраснелось и залоснилось от предчувствия близкого удовольствия.
Мужчина выволок девочку из класса в коридор и потащил дальше, но тут дорогу ему преградил невысокий, тощий мальчик с всклокоченными темными волосами. Лицо у него было очень худое и острое, словно состояло из одного лишь профиля. Мальчика звали Игнат Пасленов. Он был глухонемой.
– Чего тебе? – недовольно спросил у него мужчина, оглянувшись по сторонам.
Мальчик не ответил. Пару секунд мужчина не понимал, почему тот молчит, а когда понял, проговорил с досадой:
– Черт, совсем забыл – ты же у нас читаешь по губам. Ладно. А теперь слушай… – И мужчина сказал, глядя на мальчика и старательно проговаривая каждое слово: – Ступай к себе в комнату! Иди к себе в комнату, понял?
Мальчик не шевельнулся.
– Сгинь! – крикнул мужчина, выходя из себя. – Исчезни!
Он схватил мальчика за плечо, так же, как несколькими минутами раньше хватал девочку, с силой развернул его и толкнул вперед по коридору.
– Гаденыш… – проговорил мужчина с досадой и неприязнью. – Завтра же отправлю в детдом для дегенеративных!
Потеряв интерес к подростку, мужчина вновь посмотрел на девочку.
– Все хорошо, – сказал он, улыбнулся и провел пухлыми, слегка подрагивающими от преступного возбуждения пальцами по светлым волосам девочки.
– Пусти-и ее, – услышал он вдруг.
Мужчина поднял взгляд и снова увидел перед собой мальчишку, который стоял в нескольких шагах от него, приподняв правую руку. В тощей руке была зажата заточенная отвертка.
– Пусти-и ее! – промычал подросток.
Толстяк взмок. Он понял, что чертов щенок не шутит и что он в самом деле готов пустить отвертку в ход.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы к толстяку не подоспела неожиданная помощь.
– Ты что ж это творишь! – раздался грозный рык.
Дворник, дюжий сорокалетний мужик в серой робе, вывернувший из-за угла, схватил мальчишку за шиворот огромной ручищей и швырнул его спиной в стену. От удара мальчик ойкнул и скривился от боли, отвертка выпала из его пальцев.
Толстый мужчина облегченно выдохнул и принялся орать:
– Щенок! Ублюдок! С отверткой на директора? В детскую комнату его! В ментовку! В карцер! И чтобы духу его мерзкого здесь не было!