— Роджер, — согласился «Рави» и прервал связь.
— Я открыла канал с Тихо, — сообщила Наоми.
Холден откинулся в кресле, чувствуя, как давит на него перегрузка ускорения. Во внутренностях собирался водянистый ком, предупреждавший, что он не представляет себе дальнейших действий, что самые лучшие планы закончились провалом и что конец близок. Короткая вспышка надежды уже угасала.
«Как можно… так спокойно?..
Кажется, я наблюдаю конец человеческого рода, — думал Холден. — Я вызываю Фреда, так что не моя вина, если я не знаю, как его остановить. Какое там спокойствие.
Я просто стараюсь разделить вину».
— С какой скоростью? — недоверчиво переспросил Фред.
— Четыре g, и продолжает ускоряться, — низким от сдавленного горла голосом ответил Холден. — Да, и он теперь невидим для радара.
— Четыре g. Вы знаете массу Эроса?
— Мы это… гм, обсуждали. — Если бы не давящая тяжесть, нетерпение прорвалось бы в голосе Холдена. — Вопрос в том, что дальше. «Наву» пропал. Наши планы пошли прахом.
Тяжесть ощутимо нарастала. Алекс продолжал разгон. Еще немного, и говорить станет невозможно.
— Он точно направляется к Земле? — спросил Фред.
— Алекс с Наоми уверены процентов на девяносто. Трудно быть совершенно точным, полагаясь только на визуальное наблюдение. Но я им верю. Я бы тоже на месте вируса рвался к тридцати миллиардам новых хозяев.
Тридцать миллиардов новых хозяев. Восемь из них — его родители. Он представил отца Тома в виде пучка трубок, изливающих бурую жижу. Маму Луизу в виде грудной клетки, ползущей по полу, подтягиваясь на единственной костяной руке. А получив столько биомассы, на что окажется способен вирус? Передвинуть Землю? Отвернуть от Солнца?
— Надо их предупредить, — выговорил Холден, чуть не подавившись языком.
— Вы думаете, они не знают?
— Они предвидят угрозу. Но вряд ли — конец всего живого, зародившегося в Солнечной системе, — сказал Холден. — Вам нужен был предлог для переговоров? Как насчет такого: объединяйтесь или умрите?
Минуту Фред молчал. Фоновое излучение обращалось к Холдену таинственным шепотом, полным мрачных знамений. «Постранствуй в пространстве этак четырнадцать миллиардов лет. Повидай то, что я видел. Тогда вся эта ерунда покажется не слишком важной».
— Я попробую что-нибудь сделать. — Фред прервал речь вселенной. — А пока скажите, что намерены делать вы.
— Жду предложений.
— Возможно, вы могли бы подорвать несколько зарядов, размещенных на поверхности нашей командой. Сбить Эрос с курса. Выиграть время.
— У них контактные детонаторы. Мне до них не добраться, — возразил Холден. Последнее слово перешло в вопль, когда его кресло воткнуло в него дюжину иголок и впрыснуло через них жидкий огонь. Алекс посадил их на «сок», значит, Эрос продолжает ускоряться. Он опасался, что все они потеряют сознание. До какой же скорости он намерен дойти? Даже на «соке» продолжительное ускорение в восемь или девять g представляло серьезную угрозу людям. Если Эрос удержит взятый разгон, он от них оторвется.
— Есть и удаленный допуск к детонаторам, — сказал Фред. — У Миллера должны быть коды. Пусть саперная команда рассчитает, какой взрыв даст максимальный эффект.
— Роджер, — согласился Холден. — Я свяжусь с Миллером.
— А я займусь внутряками. — Фред без малейшего смущения ввернул жаргонное словечко астеров. — Посмотрим, что можно сделать.
Холден прервал связь и вызвал корабль Миллера.
— Йо! — приветствовал его связист.
— Это Холден с «Росинанта». Дайте мне Миллера.
— Э… — Голос запнулся. — Сейчас.
Щелчок, шум помех — и голос Миллера со слабым эхом. Стало быть, он еще не снял шлема.
— Миллер, это Холден. Надо обсудить последние события.
— Эрос движется.
Голос звучал странно, словно Миллер, говоря с ним, думал о другом. Холден подавил злость. Хочешь не хочешь, сейчас Миллер ему нужен.
— Слушай, — сказал он, — я только что говорил с Фредом, и он просит нас координировать действия саперов. У тебя коды удаленной детонации. Если подорвать все мины с одной стороны, можно сбить его с курса. Собери своих технарей, и подумаем.
— А, да, выглядит разумно. Я пошлю им коды, — отозвался Миллер. В голосе больше не было рассеянности, но чувствовался скрытый смех. — Только с техниками я тебе помочь не смогу.
— Черт, Миллер, ты и с ними рассорился?
Теперь Миллер смеялся открыто: свободным тихим смехом, какой может позволить себе человек без навалившейся на грудь тяжести. Соль шутки ускользнула от Холдена.
— Да, — признался Миллер, — наверно. Но я не потому не могу их собрать. Я сейчас не у них на корабле.
— Что?
— Я еще на Эросе.
— Как понимать: на Эросе? — не понял Холден.
— Более или менее так и понимать, — ответил Миллер, прикрывая нарастающий стыд небрежностью тона. — Вишу вверх ногами над служебными доками, где мы причалили один корабль. Чувствую себя летучей мышью.
— Но…
— И вот что забавно: я не почувствовал, когда эта штука сдвинулась. Казалось бы, такое ускорение должно было меня стряхнуть или расквасить в лепешку. Однако ничего подобного.
— Ладно, держись. Мы идем за тобой.
— Холден, — проговорил Миллер, — бросил бы ты это, а?
Молчание длилось не больше дюжины секунд, но было полно смысла. «Опасно вести „Росинант“ к Эросу», и «Я пришел сюда, чтобы умереть», и «Вы только хуже сделаете».
— Ну, я только… — начал Холден и оборвал фразу. — Ладно. Дай мне… дай мне заняться вашими техниками. Я… Господи, я дам тебе знать, что они скажут.
— Только еще одно, — сказал Миллер. — Вы подумываете сбить эту штуку с курса. Тогда имейте в виду: это уже не астероид. Это корабль.
— Так, — отозвался Холден. И чуть погодя: — Ладно.
Связь, щелкнув, оборвалась. Миллер проверил обеспечение кислородом. В скафандре оставалось на три часа, но можно будет еще до того вернуться на кораблик и пополнить запас. Так значит, Эрос движется? Он по-прежнему ничего не чувствовал, но за изгибом горизонта астероида видел мелкие метеориты, налетающие неизменно с одной стороны и отскакивающие от поверхности. Если станция начнет разгоняться, они пойдут гуще и будут бить с большей силой. Ему лучше оставаться в корабле.
Он опять переключил терминал на волну Эроса. Станция под ним потрескивала и бормотала, из нее исходили низкие протяжные звуки, похожие на запись песни китов. После сердитых разговоров и помех голос Эроса звучал покоем. Миллер задумался, какую музыку сотворила бы из него приятельница Диого. Кажется, медленные танцы — не их стиль. В пояснице возник раздражающий зуд, и он поерзал в скафандре, пытаясь почесаться. Сам не заметил, когда появилась улыбка. И вдруг рассмеялся. На него накатила волна эйфории.