– Так чего же вы ждете? – надменно спросила Марианна. – Вы вдруг испугались или выискиваете подходящую ложь?
– Я просто спрашиваю себя, – медленно сказал американец, – как вы воспримете продолжение моих… так сказать, признаний?
– Говорите как вам угодно, только побыстрее!
– Когда лорд Кранмер проиграл все, когда ему уже нечего было поставить, он хотел в припадке гнева одним ударом вернуть все утраченное. Он предложил мне поставить против всего проигранного нечто бесконечно более ценное…
Он снова остановился, словно упершись в последние слова, которые перед этими ясными глазами приняли чудовищное значение, а охваченная ужасом Марианна, потеряв голос, не могла предложить ему продолжать. Ее «что» было просто дыханием.
– Вас, – ответил тихо Бофор.
Один слог, один-единственный слог, но он огнем пронзил Марианну, как выпущенная в упор пуля из пистолета. Ей показалось, что она теряет сознание, и, чтобы удержаться на ногах, она стала отступать, ища оледеневшими руками опору сзади, пока не ощутила успокаивающее тепло каминной кладки. На этот раз она была убеждена, что сходит с ума, если только он, этот наглец, не был сумасшедшим. Но он держался так спокойно, так самоуверенно, в то время как корабль ее самообладания шел ко дну. Волна отвращения поглотила ее, вызывая тошноту. К счастью, стены дома остались на своем месте, она ощутила их прочность под руками, на них можно было опереться, иначе она была бы убеждена, что ей снится кошмарный сон. Она с ненавистью взглянула прямо в лицо Бофору:
– Если я не потеряла рассудок, сударь, значит, это сделали вы. Разве я рабыня, которую можно продать или променять по своей прихоти? Даже если лорд Кранмер был настолько подлым или настолько безумным, чтобы поставить на карту достояние, полученное им только сегодня, он мог проиграть только то, что ему принадлежит… а я не принадлежу ему! – выкрикнула она таким яростным тоном, что американец вздрогнул.
– Перед лицом закона вы принадлежите ему, – начал он елейным голосом. – И не возмущайтесь напрасно: ставкой были не вы, не ваша жизнь, а… единственно эта ночь, которая теперь принадлежит мне. Последний выигрыш дал мне право встретиться здесь с вами вместо вашего супруга… и исполнить его обязанности!
Для одного раза это было уж слишком! Кто слышал когда-либо подобную вещь? Даже палач нежной Клариссы Гарлоу, мерзкий Ловелас, о чьих похождениях Марианна совсем недавно читала, никогда не посмел бы произнести что-нибудь до такой степени непристойное! К какому же сорту женщин отнес ее этот бесстыжий иностранец!
Марианна выпрямилась во весь рост, пытаясь вспомнить те звучные, но непонятные ей ругательства, которыми обменивались иногда конюхи во дворе. Ей казалось, что это принесет облегчение. Не вспомнив ничего, она удовольствовалась повелительным жестом в сторону двери.
– Уйдите, – только и сказала она.
Вместо того чтобы повиноваться, Язон Бофор взял стул и коленом оперся о него. Марианна увидела, как побелели суставы его загорелых рук, впившихся в спинку стула.
– Нет, – ответил он спокойно. Затем, восхищенный этой грациозной белой фигурой и тем воспоминанием, когда он мельком увидел ее тело, он продолжал: – Послушайте меня… Попытайтесь выслушать меня без гнева. Ведь вы не любите этого надутого фата и эгоиста, вы не можете его любить!
– Я не собираюсь обсуждать мои чувства с вами… и еще раз прошу вас уйти!
Американец сжал челюсти. Эта девчонка пыталась унизить его своими царственными манерами. Обозленный больше на себя, чем на нее, он дал выход своему гневу.
– Тем хуже для вас! – закричал он. – В любом случае вы для него потеряны! Никакая женщина не может любить человека, который посмел поставить на карту ее первую ночь любви… если только она не столь же презренна, как он. С его согласия вы принадлежите мне на всю эту ночь. Так пойдемте, пойдемте со мной!.. Используйте эту ночь, на которую он освободил вас! Я не прикоснусь к вам, но я увезу вас далеко от него, в мою страну… Я сделаю вас счастливой… Перед нами океан, который навсегда отделит вас от этого недостойного человека…
– И соединит меня с другим, не более достойным! – уколола Марианна, понемногу обретавшая хладнокровие, в то время как моряк приходил в возбуждение.
Впервые в жизни она почувствовала свою власть над мужчиной, достаточную, по крайней мере, чтобы заставить городить вздор этого неприятного американца. Она не устояла перед естественным искушением испытать его.
– Если вы, сударь, делаете мне предложение, диктуемое рыцарским поведением, у вас есть более простой способ доказать его.
Когда неожиданно охвативший его страстный порыв был внезапно остановлен, Язон Бофор сухо спросил:
– Какой?
– Верните мне этот замок, земли, все достояние, которое вы приобрели таким недостойным путем. Они принадлежали лорду Кранмеру слишком недолго, чтобы он мог ими распоряжаться. Тогда, естественно, я смогу думать о вас не только без гнева, но даже с приязнью. Что же касается того, чтобы хоть на час отдаться вам, мне кажется, вы сами никогда в это не верили.
Молния гнева промелькнула в глазах американца. Его соколиный профиль стал еще жестче. Он отвернулся, возможно, чтобы избавиться от обольстительных чар этой женщины-ребенка, с виду наивной, но показавшей образец удивительного хладнокровия.
– Это невозможно! – сказал он глухо. – Игра обернулась для меня непредвиденной удачей. Мой корабль «Красавица Саванны» разбился о скалы у вашего Корнуэльса. Только трое спаслись при кораблекрушении, и все, чем я владел, осталось там. С деньгами, которые я выручу за ваши земли, у меня снова будет корабль, экипаж, провиант, груз… Однако…
Он резко повернулся и окинул ее взглядом, полным желания, более сильного, чем голос рассудка.
– Однако, – продолжал он внезапно охрипшим голосом, – я верну вам их, эти земли и замок, я достаточно безумен для этого, если вы согласитесь заплатить последний долг: подарите мне эту ночь… и на рассвете я исчезну. Вы сохраните все.
Говоря, он медленно приближался к ней, зачарованный этим белоснежным чудом, этой королевской грацией. Словно молния, промелькнуло в сознании Марианны то, что могло произойти: всего час в объятиях этого человека, и он исчезнет, оставив ее одну во вновь обретенном Селтон-Холле. И тут же волна подозрительности и недоверия затопила ее, и она почувствовала, что много воды утечет, пока она снова сможет верить кому-нибудь. Кто может ей гарантировать, что на рассвете, удовлетворив свое скотское желание, которое даже невинная девушка могла прочесть в обнаженном и кричащем виде на лице моряка, этот человек сдержит слово и вернет то, что, как он говорит, так ему необходимо? Только что он обещал не прикасаться к ней, если она последует за ним, а теперь посмел предъявить свои постыдные домогательства!
Мысли ее закружились в лихорадочном водовороте, в то время как Язон приближался. Когда он коснулся ее, Марианна вздрогнула от отвращения.
– Никогда! – закричала она. – Возьмите все, что находится здесь, раз вы заявляете, что это принадлежит вам, но не прикасайтесь ко мне. Ни вы, ни кто-либо другой! Завтра утром вы можете выгнать нас отсюда: лорда Кранмера и меня… но до тех пор я останусь одна в моей постели.