— Подозреваемый готовился к получению медицинского диплома. Его звали Паси Таркиайнен. Умер у себя дома.
— Ну и что дальше?
Выражение лица Яатинена не изменилось, и тон голоса тоже остался прежним. Очевидно, ему и раньше приходилось разъяснять некоторые вещи людям, соображающим медленнее, чем он сам.
— А дальше у нас есть мертвый студент-медик, который оставил свои следы на жертвах. И возможно, это он называет себя Целителем.
— Этому должно быть какое-то объяснение.
Похоже, мой собеседник думал так же. Между его нижней губой и выдающимся вперед подбородком появилась упрямая складка, которая, казалось, подтверждала: «Именно так. Спокойно. Все дело как раз в этом».
— Конечно, должно быть. Но у нас нет достаточного количества сотрудников, чтобы кто-то из них узнал, в чем оно состоит. Трое из наших детективов вчера официально вышли в отставку, а один из них как раз работал по этому делу. На прошлой неделе двое из моих сотрудников не вышли на службу, и похоже, это навсегда, поскольку они забрали с собой оружие, но оставили пропуска. А вся эта кипа дел требует работы, и я могу себе представить, что же должно твориться в других отделах.
Какое-то время инспектор барабанил пальцами по столу, потом снова вперил в меня острый взгляд.
— Все свое время мы вынуждены тратить на то, чтобы регистрировать новые преступления. У нас совсем не остается времени на расследования, потому что этот вал новых, еще более страшных случаев постоянно растет. Мы стараемся работать быстро, как можем, но все равно постоянно отстаем. Неудивительно, что люди уходят. Наверное, мне тоже следовало бы уйти, пока еще есть возможность. Но куда мне податься? Вот о чем я думаю.
— Йоханна знала об этом? — спросил я. — Я имею в виду о Паси Таркиайнене?
Яатинен подался назад и посмотрел так, будто заново оценивал меня и ситуацию в целом.
— Скорее всего, нет. Разве что она вышла на него по своим каналам. Наше управление уже не является таким закрытым коллективом, как это было раньше. В конце концов, разговариваю же я с вами. Но знала ли она? Не думаю.
Я сменил положение на стуле, попытался закинуть левую ногу на правую, но боль в нижней части спины обрушилась на меня, как стена. Я почувствовал будто кто-то вдруг воткнул мне прямо в нерв отвертку. Испустив легкий стон, я поставил ногу на место.
— Вы знаете, кто были те люди? — спросил Яатинен.
— Те, что меня поколотили?
Он кивнул. На этот раз, как мне показалось, дружески. Я пожал плечами, подумав, что это не имеет ровно никакого значения.
— Если я правильно догадываюсь, они были из какой-нибудь частной охранной фирмы, профессиональные садисты, работающие за деньги. В тех домах все еще остались люди, которые могут позволить себе платить за то, чтобы в их районе поддерживали чистоту.
— Единственный сектор, который сейчас растет, — заметил Яатинен. — Сейчас человеческие пороки множатся. Каждый хочет заработать достаточно для того, чтобы отправиться на север. Но те места тоже не безграничны. И, может быть, жизнь на севере будет ненамного легче и приятнее, чем здесь.
Мне захотелось вернуть дискуссию к главной теме разговора. Я искал Йоханну, а не занимался исследованиями колебаний на рынке рабочей силы.
— Давайте суммируем: вы не смогли идентифицировать Целителя как Таркиайнена, — сказал я. — Когда вы начнете работать в этом направлении?
Яатинен как будто ждал этого вопроса. Не задумываясь ни на секунду, он ответил:
— Я найду Таркиайнена. Живого или мертвого.
— Как? — поинтересовался я.
— С помощью информации, которая у нас есть, плюс немного чутья и чуть-чуть удачи. Нам все это пригодится. Все говорит о том, что Таркиайнен жив. Где-то есть люди, которые его знают. Я бы очень удивился, если бы они нашлись сразу же за ближайшим углом. Мне кажется, убийца очень хорошо знаком с районами, в которых действует. То же самое относится и к людям в его окружении. Я бы поискал его старых друзей, товарищей по работе, соседей, партнеров по гольфу или другим увлечениям. Кто-то из них может все еще поддерживать с ним связь. Может быть, они все так же ходят в один и тот же паб.
На какое-то время Яатинен умолк. Казалось, он намеренно дал некоторым вопросам повиснуть в воздухе.
— Итак, вы не верите, что Таркиайнен мертв.
Ответа не пришлось ждать долго.
— Не верю, — проговорил он сухо и зло.
Мы говорили еще несколько минут, но я почувствовал, что инспектор все еще держит меня на расстоянии. Он рассказал мне много, но не все.
Я не стал давить на него. И не осмелился прямо спросить о том, что он думает по поводу шансов, что остались у Йоханны. Но мы обсудили дело о похищениях трехлетней давности, которые Йоханна помогла раскрыть благодаря двум девочкам, шести и восьми лет, получившим тяжелые травмы, но оставшимся в живых. Можно было подумать, что Яатинен заговорил об этом, чтобы ободрить меня. А я изо всех сил пытался понять, какую пользу смогу из этого извлечь.
После наступившего молчания он встал и одернул брюки своего темного костюма. То же самое проделал и я со своими джинсами. Спину снова пронзила острая боль. Мы обменялись рукопожатиями, после чего я поблагодарил полицейского за то, что он уделил мне время. Он в ответ заявил, что они сделают все возможное, и я выразил свою надежду на это. Мы были уже у двери, когда я обратил внимание на его последнюю фразу. Повернувшись к нему, я спросил:
— Почему вы продолжаете заниматься этим?
Какой-то момент он перестал походить на доктора Фила и стал похож на кого-то другого, наверное на самого себя.
— Почему, — повторил он как утверждение, а не как вопрос.
На его лице снова появился знакомый мне взгляд, мимолетная тень улыбки. Или это все-таки было раздражение?
— У нас все еще есть шанс сделать здесь больше хорошего, чем плохого. И я полицейский. Я верю в то, чем занимаюсь. До тех пор, пока кто-то не сумеет убедить меня в обратном.
— Ты самый странный тип из всех, кого я знаю, — как-то сказала мне Йоханна, вернувшись домой и обнимая меня. — Ты можешь часами сидеть уставившись в пустоту, но при этом выглядеть абсолютно сосредоточенным.
— Так и есть, — ответил тогда я, отвлекаясь от своих мыслей. — Только я не смотрю в пустоту. Я работаю.
— Сделай хоть небольшой перерыв, — засмеялась моя жена, — иначе просто не выдержишь.
Потом она скользнула мне на колени, широко расставив ноги, которыми покачивала у пола, надолго прижалась губами к моим губам, потом снова засмеялась.
Самые значительные моменты в нашей жизни так коротки и события так часто сменяют друг друга, что мы иногда просто ворчим или улыбаемся по этому поводу. И только потом ты начинаешь сознавать, что должен был как-то отреагировать, ощутить чувство благодарности или сказать другому человеку, как ты его любишь. Сейчас я был готов отказаться от всего, лишь бы снова почувствовать легкие, ласковые прикосновения рук Йоханны на своем лице или ее теплые полные сухие губы на своих губах.