— А ты — профессор литературы. Так и должно быть. Ты всегда была немного более целеустремленной, чем я.
— А ты не растерял своего сарказма, — парировала Лаура.
В этой перепалке не было никакого смысла. Ее быстрые ответы, как и прежде, ставили меня на грань поражения. И было что-то еще. Глядя на свою потерянную любовь, я понял, как дорожу теперешней.
— Прости, — извинился я. — Я хотел сказать, что рад за тебя. Честно.
— Спасибо.
Она смотрела куда-то вдаль.
— Самый молодой профессор литературы за всю их историю, — пояснила Лаура, — к тому же женщина. Это было не просто.
— Я в этом уверен, — подтвердил я.
— Для этого нужны крепкие локти, — продолжала она. — Но я уверена, что ты помнишь об этом. Сильные, острые локти. В буквальном смысле.
Я улыбнулся в ответ, показав, что да, помню. Я не хотел, чтобы за этой улыбкой она заметила укол боли, который я вдруг испытал. Ведь я успел заметить бриллиантовое кольцо у нее на левой руке. Я указал на него:
— Ты замужем.
Она даже не взглянула на кольцо.
— Самули умер год назад. Туберкулез.
— Прости.
— У нас сын Отто. Ему тринадцать лет.
— Это прекрасно. Поздравляю.
Неужели все встречи спустя двадцать лет так же полны напряжения, ловушек и скрытых мин? Лаура снова посмотрела на меня.
— Значит, ты действительно стал поэтом, — снова сказала она.
— Ну, после нескольких неудач.
— К сожалению, я не…
— Все в порядке, — успокоил ее я. — И никто не читал. Они вышли тиражом всего по паре сотен экземпляров. У таких книг очень узкая аудитория. К тому же это было еще до того, как все началось.
Мы посидели молча примерно минуту.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что могло бы быть, если бы все пошло по-другому? — спросила она, и этот вопрос застиг меня врасплох.
Я пожал плечами.
— Как «по-другому»? — спросил я. — Между нами или вообще?
— Во всех смыслах, — ответила Лаура. — Совершенно не так. Если бы у всего оказался счастливый конец.
Я посмотрел на нее. Правильно ли я ее понял? Неужели она сомневается, что сделала верный выбор. Если это так, то такой Лауры я никогда прежде не знал.
— Не знаю, — проговорил я. — Может быть, это и был счастливый конец.
— Может быть.
— Лаура, — позвал я, заметив, что женщина все глубже погружается в свои мысли. — Я хотел бы поговорить с тобой о чем-то очень важном. Моя жена пропала. И ты можешь мне помочь. Я ищу человека по имени Паси Таркиайнен.
На ее лбу стала заметна пара глубоких морщин, уголки полных губ опустились. Я помнил это выражение лица.
— Я не совсем понимаю… — отреагировала она так, как я и ожидал. — Твоя жена сбежала с Таркиайненом?
Я покачал головой и понял, что делаю это гораздо спокойнее, чем сделал бы двадцать лет назад.
— Если и так, она сделала это не добровольно. Ты ведь помнишь его?
— А кто его не помнит? — ответила Лаура быстро, и голос прозвучал взволнованно. — Каждый помнит Паси Таркиайнена. Он был харизматичным молодым студентом, активистом и борцом за окружающую среду. В крайней степени самоуверенным и, не стану отрицать, чрезвычайно приятным. Сейчас, оглядываясь назад, должна признать, что он был прав в том, что положение было очень серьезным. Но его методы…
— Я слышал о его методах, — перебил я. — И, возможно, именно с ними связано то, что моя жена пропала, когда стала искать встречи с ним.
— Неужели Паси, то есть Таркиайнен… — Лаура посмотрела мне в глаза, подыскивая нужные слова. — Он что-то совершил?
— Может быть, я не знаю. Честно говоря, Лаура, я в тупике. Я в отчаянии. Единственное, что я знаю точно, — это то, что Йоханна исчезла. Все остальное — домыслы. Я охочусь за любым фактом, который может иметь хоть косвенное отношение к этому.
— Как много времени прошло с тех пор, как она пропала?
Я инстинктивно посмотрел на часы:
— Полтора дня. Вернее, почти два.
— Ты рассказал поли…
— Лаура, — перебил я ее так быстро и резко, что даже сам испугался, — это в полиции мне дали кончик ниточки, которая ведет к Паси Таркиайнену. Поскольку там этим некому заниматься, я ищу его. В полиции ничего не станут предпринимать. Они ничем не могут помочь.
Я почти кричал, голос мой стал резким и грубым. Я понимал это. То, как отреагировала на это Лаура, было давно мне знакомо.
— Прости, — сказал я.
— Ничего. Все, как в прежние времена. Теперь настал мой черед повысить голос.
Мы помолчали минуту, потом она улыбнулась. Улыбнулся и я. Улыбка получилась напряженной. Я помнил о ловушках и скрытых минах.
— По крайней мере, хорошо, что мы начали спорить только после того, как удобно устроились сидя, — заметила она.
Я засмеялся, впервые за долгое время. Смех приятным теплом прошел по моему телу. Лаура тоже рассмеялась.
— Наверное, я должна начать обвинять тебя в том, что ты живешь в мире фантазий, что у тебя нет цели в жизни и ты неудачник, — продолжила она.
— Вперед, — подбодрил я. — А я скажу тебе, что ты расчетлива, что, карабкаясь по общественной лестнице, ты не остановишься перед тем, чтобы вонзить в спину сопернику нож.
Лаура уже не смеялась, но продолжала улыбаться, и эта улыбка искрилась в ее больших карих глазах.
— Я любила тебя, — призналась она, — несмотря ни на что.
Я посмотрел на нее:
— Я тоже любил тебя.
Лаура все еще улыбалась.
— Может быть, не стоит теперь думать о том, что в широком или в узком смысле все теперь могло было быть по-другому, — сказала она.
— Все произошло так, как должно было произойти, — согласился я.
В глазах Лауры было тепло, то самое, которого я искал двадцать лет назад.
— Вы счастливы.
— Очень счастливы, — подтвердил я.
— Я рада за вас.
— Спасибо.
Я ничего больше не сказал, и Лаура вздохнула.
— Итак, Таркиайнен.
Она рассказывала о Таркиайнене, а я слушал не перебивая. Хронология событий была примерно такой же, как и в рассказе Эллины: сначала активист-идеалист, который превратился в радикала-одиночку, а потом крушение иллюзий и бегство. Куда именно, она не знала, как и я.
Лаура познакомилась с Таркиайненом в самом конце студенческой жизни, когда информация об ухудшении климата на Земле на какое-то время объединила людей, вследствие чего и было создано множество крохотных организаций, ассоциаций и политических партий с громкими названиями.