Поначалу он собирался продать опасную находку или даже просто выкинуть. Да и сейчас с удовольствием бросил бы пистолет в мусорный контейнер. Бросил бы, да не мог. «Глок» лежал дома, постоянно напоминая об отце. О том, что единственный способ воспрепятствовать несправедливости — сделать что-то самому.
И вот сегодня время пришло. Он остановит большую несправедливость.
Еще как остановит.
Как и многие другие фермеры, больше всего Кит Уинтер любил раннее утро. Ему нравилось вставать чуть свет, когда весь мир еще спит, и в особенности вот в это время, в начале июня, когда и солнце тоже поднимается рано, еще до пяти часов.
Впрочем, в этот день Кит вышел из дому с тяжелым сердцем и короткий путь до курятника проделал на деревянных ногах.
Он всегда считал «ломан браунс» самыми лучшими несушками, и сейчас у него было тридцать две тысячи кур данной породы. Создав для птиц достойные условия и обеспечив необходимым питанием на протяжении всей их короткой жизни, Кит получал продукт качественно лучший, чем у любого из конкурентов.
К курам он относился вполне гуманно, несушки не страдали у него от грязи и тесноты, и Кит даже разработал для них особую диету, включавшую в себя пшеницу, растительное масло, сою, кальций, поваренную соль и специально подобранные витамины. Хотя птицы данной породы и агрессивны по натуре, а также склонны — если только дать им волю — к каннибализму, Кит питал к ним теплые чувства, что характерно для всех хороших фермеров, заботящихся о животных, дающих им средства к существованию.
Куры содержались в сухом и чистом современном одноэтажном здании с большим выгоном, растянувшимся на добрую сотню ярдов. Вдоль курятника высились сияющие под солнцем стальные силосные башни с запасами зерна. В дальнем конце виднелись два только что приехавших грузовичка. Неподалеку стоял трактор и находилось прочее сельскохозяйственное оборудование, ржавеющий грузовой контейнер, поддоны и секции ограждения. Его терьер уже шнырял поблизости, разыскивая какого-нибудь сонного кролика.
Хотя с Пролива, до которого от фермы было около пяти миль, и дул сильный ветерок, в воздухе уже ощущалось приближение лета. Кит чувствовал его в запахе сухой травы, пыльной почвы и пыльце, от которой у него случалась сенная лихорадка. Но хотя он и любил теплое время года, пришествие июня неизменно сопровождалось смешанными эмоциями — впереди было расставание с дорогими его сердцу несушками, которых ждал путь на рынок, где им предстояло стать наггетсами, попасть в суп или готовые куриные блюда.
Большинство знакомых фермеров, с которыми Кит разговаривал, считали своих кур всего лишь машинами по производству яиц, и даже его собственная супруга, Линда, полагала, что он немного подвинулся рассудком со своей привязанностью к этим тупым, безмозглым созданиям. Кит, однако, ничего не мог с собой поделать. Будучи перфекционистом, одержимым качеством яиц и кур, он постоянно экспериментировал с рационом питания и добавками и старался создать наиболее благоприятные с точки зрения производительности условия содержания. Несколько яиц упали с конвейерной ленты на грейдер ровно в тот момент, когда Кит вошел в курятник. Он взял одно, большое, придирчиво осмотрел на предмет выявления возможных изъянов и цветовой консистенции, постучал пальцем, проверяя прочность скорлупы, и, удовлетворенный результатом, положил яйцо на сортировочную машину. Оно покатилось дальше, мимо пирамидки пустых картонных лотков, и скрылось из вида.
Высокий, плотного сложения, с моложавым лицом человека и в шестьдесят три года не утратившего интереса к жизни, Кит Уинтер был в старой белой футболке, синих шортах и крепких ботинках с серыми носками. Просторное помещение курятника делилось на две части. Он вошел в правое, заполненное гулкой какофонией звуков, отдаленно напоминающих шум многотысячной вечеринки. Кит давно привык как к шуму, так и к неистребимому запаху аммиака от куриного помета, попадавшего через щели в решетчатом металлическом полу в глубокий отстойник.
Пока одна особенно агрессивная несушка клевала его ногу, Кит Уинтер оглядывал колышущееся коричнево-белое с красными гребешками море. Птицы прохаживались с деловым видом, словно в ожидании некоего важного события. Курятник уже начал пустеть. Пришедшие пораньше девять работников — все из Восточной Европы, преимущественно литовцы и латыши, все в защитных комбинезонах и с масками на лице — хватали несушек, относили к дверям в дальнем конце помещения и выпускали в специально изготовленные клети на грузовиках.
Кит знал, что работа растянется на весь день, к концу которого курятник опустеет полностью. И потом бригада из обслуживающей компании поднимет решетки и очистит отстойник от помета в четыре фута глубиной.
Внезапно с дальнего конца донесся крик. Один из работников бежал через курятник, лавируя между птицами и размахивая маской.
— Мистер босс! — кричал он на ломаном английском. — Мистер босс! Сэр! Что-то не так. Что-то не хорошо. Пойдемте, вам надо посмотреть!
Электрические ворота открывались!
Дерьмо!
Этого он не ожидал. Нервы сдавали, мысли разбегались. А еще он вспомнил, что забыл сегодня принять лекарство, то самое, благодаря которому все в голове держалось вместе. Кто выходит? Может быть, смена охранников? В любом случае упускать такую возможность нельзя. А вдруг сама стерва? Она ведь любит прогуляться в одиночку. Хотя обычно, как пишут в газетах, на пробежках телохранителей вокруг нее больше, чем у президента США.
Он резко затормозил, выключил двигатель и вытащил из переднего кармана брюк пистолет. Посмотрел на ворота. На слепящие огни фар. Машина стояла в самом низу извилистой подъездной дорожки, ожидая, пока ворота откроются настолько, чтобы проскочить на улицу.
Он метнулся через дорогу — в ворота. Увидел застывший в ожидании «мерседес». Уловил запах отработанных газов, смешавшийся с запахом свежескошенной травы. В динамиках гремела музыка, песня Геи!
Как же мило! Слушать собственную музыку в последние мгновения жизни! Так она и умрет! Ну разве не поэтично?
Верх опущен. За рулем Гея! Одна!
Я предупреждал тебя, дрянь!
Мощный мотор «мерседеса» взревел и тут же перешел на ровный музыкальный ритм «бум-бум-бум». Сверкающий металлический зверь ждал, когда водитель придавит педаль, чтобы с ревом унестись в ночь. Ворота все еще открывались, медленно, рывками, правая половина быстрее левой.
Он неуклюже — а ведь столько тренировался! — сдвинул собачку предохранителя. Шагнул вперед.
— Я предупреждал тебя, стерва! — Он произнес это громко, чтобы она услышала. Увидел, как она смотрит на него из тени. Смотрит, как будто хочет о чем-то спросить.
Ответ был в его дрожащей руке.
Он шагнул ближе, и ее лицо исказила гримаса страха.
Не то, не то. Он знал, что не должен это делать. Повернись, забудь, беги. Бежать куда? Домой? Бежать, ничего не сделав?