Марион почувствовала, как на глазах выступают слезы. Она взглянула на Натана:
— Ты… ты подарил мне звезду? Настоящую звезду? Она… только моя?
— И это еще не все. Пойдем.
Он увлек ее за собой. Они прошли вдоль Нотр-Дам. Марион едва успевала за Натаном, задыхаясь и прижимая пергаментный свиток к груди. Они дошли до архиепископских садов, расположенных за собором. Сейчас здесь было безлюдно. Натан довел Марион до очаровательного музыкального магазинчика, расположенного среди деревьев. На верхней площадке лестницы, ведущей к двери, стоял большой рояль, перед ним сидел пианист во фраке, словно здесь должен был состояться официальный концерт.
Натан зажег свечу во второй раз:
— Второе желание.
Марион снова задула свечу.
Музыкант положил руки на клавиши. И посреди пустынного заснеженного сада зазвучала нежная, чарующая мелодия.
«Лунный свет» Дебюсси…
У Марион защемило сердце.
Натан обнял ее, словно желая защитить что-то очень ценное и хрупкое. Они медленно танцевали среди падающих снежинок. Марион закрыла глаза, растворяясь в любви Натана. Все часы во Вселенной замерли. Какие-то невидимые волны набегали на них со всех сторон, но в этом не было никакой опасности — океан вокруг них был ласковым и безмятежным. Глубоким… Натан сильнее прижал к себе Марион. Она сделала то же самое. Они баюкали друг друга в этом волшебном сне, который длился бесконечно долго…
Пианист поднял руки от клавиш.
Марион взглянула на Натана.
Он выглядел таким же взволнованным, как и она.
— Пойдем, — тихо сказал он. — Осталось еще третье желание…
Они вернулись на соборную площадь. К нулевому километру.
В этот раз Натан не стал зажигать свечу.
Он просто обнял Марион и, коснувшись губами ее уха, что-то прошептал.
Затем, словно скрепляя эти слова, поцеловал ее.
Уже поздно ночью они поднялись на крышу больницы Отель-Дье, желая посмотреть, как снег засыпает ночную столицу.
Внизу поблескивали рождественские огоньки на белом покрывале заснеженной площади перед собором Парижской Богоматери. Было четыре часа утра, и автомобили проезжали по улицам лишь изредка. Одинокие редкие прохожие возвращались домой. Звуки, доносившиеся снизу, слышались будто сквозь вату. Марион рассматривала эту картину, стараясь сохранить в памяти каждый звук, каждую деталь, малейшее ощущение, вплоть до вкуса снежинок на языке. Она даже не решалась лишний раз моргнуть — из страха нарушить хрупкое равновесие этого мига. Ей было всего двадцать лет, но она уже знала, что такие моменты — уникальные творения некой волшебной алхимии, они никогда не повторяются дважды. Поэтому она лишь старалась продлить мгновение насколько возможно.
Тем более что она находилась в объятиях человека, в которого была безумно влюблена.
— Что означает эта улыбка?
— Ничего, — ответила она. — Так… грезы наяву.
— Тебе хорошо?
— Лучше не бывало.
Он привел ее на крышу после совершенно удивительного дня. Сюда можно было попасть только по крутой винтовой лестнице, расположенной за железной запертой дверью на последнем этаже больницы. Марион даже не спрашивала, каким образом ему удалось раздобыть ключ. С Натаном она уже давно ничему не удивлялась. Когда они пришли, он усадил ее на расстеленное одеяло, достал из рюкзака плеер, бутылку вина, какую-то еду… Все было припасено заранее.
Внезапно она почувствовала боль в животе. Такое уже было сегодня несколько раз, но она ничего не сказала об этом Натану, чтобы не омрачать чудесные минуты, проведенные вместе.
— Что-то не так?
— Нет-нет, все в порядке.
— Ты вся съежилась…
Она выпрямилась, внезапно ощутив непонятную тревогу, и обхватила лицо Натана ладонями:
— Скажи, что ты меня любишь.
— Конечно люблю.
— Нет, не так.
— Ну, хорошо.
Он глубоко вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза:
— Марион Марш, я тебя люблю. Ты возлюбленная моей души. И я никогда с тобой не расстанусь… Никогда.
— Мы будем вместе до конца своих дней?
— Да.
— Ты уверен?
— Без вариантов.
Марион уткнулась лицом ему в грудь:
— Спасибо.
Она чувствовала себя немного смешной.
— Извини. Что-то я запаниковала. Так много счастья сразу — это даже пугает.
— Я понимаю. И мне тоже страшновато, если честно. Но это несерьезно. Я думаю, что иногда бывает лучше, если все идет как идет.
— Поцелуй меня еще раз.
Он так и сделал. Поцелуй длился долго. Затем Натан слегка отстранился и озабоченно взглянул на нее:
— Ты не слишком замерзла? У тебя губы холодные…
— Со мной все хорошо.
— Да нет же, ты прямо заледенела!
Он поднялся:
— Подожди, я схожу принесу еще одно одеяло. Внизу, у врачей «скорой», их полно.
— Не надо, все в порядке, — попыталась протестовать Марион.
— Это займет пять минут, не больше, — мягко сказал он.
И направился к лестнице.
— Натан!
Он остановился.
Марион пристально взглянула на него:
— Я тебя люблю.
Он улыбнулся:
— До скорого.
И исчез.
Марион повернулась, желая еще раз посмотреть на Нотр-Дам.
Внизу неоновая вывеска, горевшая над отделением скорой помощи, бросала красноватые отсветы на снег. Марион обхватила колени руками, чтобы согреться. Собственное тело казалось ей далеким, почти отсутствующим.
Она закрыла глаза и принялась ждать мужчину своей жизни.
Марион не чувствовала нетерпения. Она думала о множестве волшебных сюрпризов, о всех тех незабываемых моментах, которые он так хорошо умел создавать — только для нее.
Она ждала.
Сейчас он вернется.
Обязательно.
Сейчас
Хлоя о чем-то говорила с дедом, сидя на качелях в саду. Большой Па внимательно ее слушал. Вокруг них пестрели всеми цветами радуги клумбы, источая дурманящий аромат.
Марион наблюдала за Большим Па и Хлоей издалека. Затем вернулась в свою комнату и заказала международный телефонный разговор.
— Папа?
— Марион!
— Ты знаешь, где я сейчас нахожусь? — без всяких предисловий спросила она.