— Рун, а твои спутники мне не доверяют. — Распутин обнажил в улыбке квадратные белые зубы. Его клыки были удалены, но и это обстоятельство, по мнению Джордана, не делало его менее опасным.
Никто из сидевших за столом не ответил на его шутливое замечание. По всей вероятности, этот вопрос, насколько можно доверять Распутину, никогда даже и не обсуждался.
Григорий повернулся к Руну.
— Ладно, шутки в сторону. Почему вы решили, что Евангелие может находиться в моем городе?
— Мы полагаем, что оно могло быть доставлено сюда русскими войсками в конце Второй мировой войны.
Ладони Руна лежали на столе, как будто он был готов отдернуть их и встать на ноги: либо для того, чтобы драться, либо — что было бы наиболее вероятным — бежать.
— В столь давние времена?
Кивком Рун ответил на его вопрос.
— А куда они могли бы деть эту Книгу?
— Знай они, что попало к ним в руки, они, возможно, отнесли бы ее к самому Сталину. — Распутин положил локти на стол. — Но они этого не знали.
— Ты в этом уверен?
— Конечно. Если бы они доставили ее в какое-то важное место, я знал бы об этом. Я ведь все знаю.
Рун потер свой указательный палец, ту его часть, которая вставляется в кольцо карамбита, когда это оружие пускается в ход.
— За последние сто лет, Григорий, ты почти не изменился.
— Как мне кажется, ты намекаешь на мою гордыню, по-твоему, это грех, который всегда возбуждал в тебе тревогу за судьбу моей души. — Распутин покачал головой. — А по-моему, тревожить тебя должна твоя собственная гордыня.
— Я постоянно помню о своих грехах, — ответил Рун, склоняя голову.
— И ты все еще, каждый божий день, страдаешь из-за глупостей этой епитимии?
— Может, мы не будем копаться в наших грехах? — нахмурившись и сжимая пальцами свой крест, осадил его Рун.
— Ну что ж. — Распутин подался вперед. — А разве не грехи наши определяют то, кем мы являемся? Как это получается, что один или два момента проявления слабости порождают такое громадное преступление, за которое приходится рассчитываться веками служения?
Хотя Джордан в целом и был согласен с тем, что говорил Распутин, но подозревал, что моментов проявления слабости у самого Распутина в свое время было значительно больше двух.
Рун сжал губы.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать с тобой грехи и их искупление.
— А жаль. — Распутин посмотрел на Эрин. — Ведь мы с Руном в те годы вели столько просветительных и назидательных бесед…
— Мы здесь для того, чтобы найти Евангелие, — напомнила ему Эрин. — А не ради просвещения.
— Я помню об этом, — с улыбкой сказал Григорий. — Расскажите мне, где они взяли эту Книгу и когда.
Немного поколебавшись, Рун решил рассказать правду.
— Мы нашли доказательства того, что Книга находилась в бункере в южной части Германии, недалеко от Эттальского аббатства.
— Доказательства? — Пристальный взгляд Распутина остановился на Джордане, словно он, по его мнению, мог ответить на этот вопрос лучше, чем Рун.
Джордан напрягся под его взглядом. Его инстинктивным намерением было по возможности скрыть от Распутина все, что возможно.
— Я всего лишь мускульная сила и делаю то, что мне приказывают.
— А ведь Россия — большая страна. — Распутин посмотрел на Эрин. — И если вы не помогаете мне, то как я смогу помочь вам?
Эрин, натягивая манжеты свитера на окоченевшие руки, взглянула на Руна.
— Пирс сказал нам, — ответил Рун. — Перед смертью.
У Распутина вытянулось лицо.
— Так он, значит, все-таки перешел к нацистам?
Не дождавшись ответа Руна, Григорий продолжал:
— Он приходил ко мне в самом начале войны. Но тогда моя жизнь не была столь комфортной, как сейчас. — Сделав короткую паузу, он обвел глазами храм, улыбаясь своим последователям, стоящим вдоль блистающих стен. — Хотя даже и тогда мои ресурсы были при мне.
На лице Руна появилось выражение крайнего удивления.
— А чего ради он пришел к тебе?
— Рун, ведь мы когда-то были близки друг к другу. Пирс был первым, ты — вторым, я — третьим. Неужто ты и вправду этого не помнишь? — В его голосе ясно слышались обида и затаенная злость. — А куда еще он мог пойти? Кардинал угрожал ему отлучением, если он не прекратит поиски Книги. Так что, побывав у меня, Пирс отправился к нацистам просить помощи, которую я не смог ему предоставить. Он отказался прекращать поиски. От одержимости не так-то легко избавиться, в чем ты и сам можешь удостовериться, вспомнив свою историю с леди Элисабетой.
Рун, отвернувшись от него, ответил:
— Кардинал Бернард не мог предпринять ничего подобного в отношении Пирса.
Но чуткое ухо Джордана уловило, что эти слова Рун произнес без свойственной ему уверенности. Стоун, практически не зная кардинала, понимал, насколько важна для него троица, о которой говорилось в пророчестве. Для кардинала падре Пирс не имел в данном сценарии никакой роли.
Как же он ошибался…
— Рун, ведь тебе неизвестно, — продолжал Григорий, — что твой драгоценный кардинал вовсе не такой, каким ты его считаешь. Помнишь, это ведь он отлучил меня. За совершение греха не большего, чем твой грех. И ведь я не отнял жизнь у того, кого я пытался спасти.
— О чем вы вообще говорите? — прервал их Джордан, у которого было такое ощущение, что он вошел в зрительный зал на середине кинофильма.
Эрин выпрямилась на стуле, догадываясь, о чем идет речь.
— Вы имеете в виду сына царя Николая? Мальчика по имени Алексей?
Распутин посмотрел на нее с печальной, но благодарной улыбкой.
— Этот бедный ребенок страдал. И кончилось тем, что он почти умирал. Что мне оставалось делать?
Сейчас Джордан вспомнил эту историю. Сына царя в свое время поручили заботам Распутина. Подобно многочисленным внукам королевы Виктории, он страдал от заболевания, известного под названием «королевская болезнь» — гемофилия. Согласно историческим данным, только Распутин мог дать ему облегчение во время случаев обильного и болезненного внутреннего кровотечения.
— Ты должен был дать ему возможность умереть естественной смертью, — объявил Рун, — вручив себя милости Божьей. Но ты не смог. Да и потом ты не раскаивался в своем грехе.
Джордан представил себе, как Распутин превращает мальчика в монстра, но не позволяет ему умереть.
— И именно за это тебе нет прощения, — заключил Рун.
— А почему ты думаешь, что мне нужно прощение кардинала? Зачем оно мне?
— Я думаю, что мы слишком отдалились от темы, которую собирались обсудить, — прервал их полемику Джордан. Старинные разногласия Руна и Григория не могли сдвинуть их спор с мертвой точки. — Так вы поможете нам найти Книгу?