Кровавое евангелие | Страница: 127

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Григорий, но ведь пострадает весь мир. Весь мир, созданный Богом.

— Этот мир и сейчас страдает. — Распутин провел ладонью по волосам. — А ваш Бог не ударит палец о палец. Ваша церковь ничегошеньки не делает. Так же как и ваше человечество.

Рун сделал шаг в сторону Распутина, но его команда снова окружила его, вынудив остановиться.

— Если всем до этого нет никакого дела, — сказал Джордан, — тогда отпусти нас.

Распутин захохотал.

— Он меня восхищает, воитель.

— Как ты решил поступить с нами, Григорий?

— Так, как поступаю всегда. — Повернувшись, Распутин направился к выходу из заполненной комнаты. Он щелкнул пальцами, и его темное окружение повело Джордана и Руна следом за ним. — Я намерен предоставить вашему Богу возможность спасти вас. Ведь ты постоянно обращаешься к Нему с этой просьбой в своих молитвах. Разве не так? Ваше спасение в Его руках.


21 час 12 минут

Хватая воздух, с горящим, как в огне, горлом, Эрин, с трудом переставляя ноги, шла по темному коридору вслед за Баторией, тащившей ее, как собаку, на поводке. Эта хладнокровная мучительница ослабляла натяжение ремня ровно настолько, чтобы позволить жертве дышать, но отнюдь не полной грудью.

В ушах Эрин до сих пор звучали слова Распутина: «Ты можешь делать с ней все, что захочешь, но только вне пределов русской земли».

Если ей не удастся сбежать прежде, чем они покинут пределы России, Батория ее убьет.

А что с Джорданом? Неужели он и вправду убит? Эрин отказывалась в это верить.

Рун был явно жив, когда ее уводили, она видела, как отчаянно он дрался с навалившимися на него многочисленными противниками. А вот Джордан лежал недвижим на полу под грудой тел, распутинские приспешники вцепились зубами в его руки и ноги.

Он не может умереть… не может.

Эрин подняла подбородок, стараясь ослабить давление острых шипов на горло. Даже такое слабое движение стянуло ее шею, причинив боль, близкую к агонии, и затянув взор темной пеленой. Она была уверена, что шипы на ошейнике сделаны из серебра, а сам он предназначен для сангвинистов. Она старалась не думать о том, насколько мучительнее могла бы оказаться эта пытка, если бы ее тело реагировало на серебро, подобно телу сангвинистов.

Батория уверенным шагом шла по коридорам, предоставив своему громадному волку следить за дорогой. Тот размашистым шагом шел вперед, время от времени утыкаясь мордой в пол и принюхиваясь, как это делают обычные собаки. Эрин казалось естественным такое тревожное поведение волка — вероятно, ему было непозволительно вести себя так, как это свойственно обычному животному.

— Почему ты так ненавидишь Корцу?

Голос Эрин, прозвучавший хрипло и неестественно, отозвался в коридоре гулким эхом. Ремень чуть дернулся, ее горло сжалось от страха, но рука Батории при этом не двинулась.

— Этот выродок погубил всю мою семью.

Эрин прибавила шагу, чтобы следовать рядом с ней.

— Так, значит, это правда. Ты являешься потомком той самой Элисабеты Батории? А как в действительности Рун погубил ее?

— Он убил ее и обратил в стригоя. Она, удовлетворяя свою потребность, преследовала крестьян, что в то время было неслыханно. Ну а потом, когда она занялась девушками из благородных семейств, венгерский король лишил ее достояния, благородного звания и поручил церкви заняться ею. И с тех пор…

Внезапно замолчав, Батория накрыла ладонью черную отметину на горле.

Сделав несколько шагов, Эрин, прося продолжить рассказ, повторила последние произнесенные ею слова:

— И с тех пор?..

Батория убрала ладонь с шеи.

— Мы, оставшись без гроша, еще и подвергались преследованию. А потом какой-то незнакомец предложил нам что-то вроде способа выживания, предложил способ вернуть утраченное, а также и отомстить. — Она подняла руку и показала крупное рубиновое кольцо, надетое на один из пальцев. — Даже вернул кое-какие ценности, принадлежавшие ранее нашей семье, и наши фамильные драгоценности, которые ему удалось спасти и не дать им пропасть навсегда. Но такой благородной щедрости сопутствовало одно непременное условие: одна женщина из каждого поколения нашей семьи должна была находиться в служении у некоего сурового хозяина, должна была быть накрепко привязана к нему и исполнять все его повеления. Я и есть та самая единственная женщина моего поколения. Таков выпавший на мою долю жребий, и никто не спрашивал, готова я следовать ему или нет.

Последние слова были сказаны с горечью, проникающей прямо в сердце.

Эрин, ошеломленная рассказом, буквально онемела и, лишь пройдя несколько шагов, смогла собраться с духом и снова заговорить. Они подошли к закрытой двери, и Батория, открыв ее, вывела Эрин на грязную лестницу. Вынув из кармана фонарь, она включила его. Ступеньки поднимались на несколько этажей. Подъем обещал быть долгим.

— Входи.

Пропустив вперед волка и втянув Эрин, Батория поставила ее перед собой. С каждым шагом ошейник все плотнее стягивал ее горло. По шее потекла свежая кровь. Эрин пыталась заглушить боль, всеми силами переключая сознание на обдумывание способа побега.

Беспощадный волк поднялся до следующего пролета. На лестничную площадку выходила дверь. Это, возможно, тот единственный шанс, которым ей будет можно воспользоваться.

Когда они поднялись до следующей площадки, Эрин, сделав глубокий вдох и быстро припав к полу, выбросила вперед ноги, обхватив ими колени Батории.

Когда женщина падала вниз по ступенькам лестницы, Эрин, изловчившись, выхватила у нее из рук конец ремешка. Батория с грохотом летела кувырком вниз. Эрин, отскочив в сторону, прижалась к стене. Шипы глубоко впились в ее шею, но сейчас она не обращала внимания на боль. Только бы проникнуть за эту дверь и как-либо запереть ее. Тогда она, возможно, смогла бы выбраться из этого плена и выйти из эрмитажного лабиринта.

На верхней ступени пролета, жалобно воя, сидел волк, словно чувствуя боль своей хозяйки. Его горящие красные глаза пристально смотрели на Эрин.

Она, упав всем телом на дверь, стала лихорадочно ощупывать ее своими связанными руками, пытаясь нашарить ручку, — но безуспешно.


21 час 16 минут

Джордану, которого окружала и толкала по проходу куча сподвижников Григория, вдруг ударил в нос сильный тошнотворный запах того самого огромного медведя. Переставляя ноги, он представил себе человеческий череп, выкатившийся из клетки, и искоса посмотрел на Руна.

Падре кивнул. Он тоже, похоже, понял, что их ждет. Распутин планировал скормить их медведице.

Джордан ожидал удобного момента, но распутинские олухи, окружив его стеной, находились не дальше одного шага от него. Он знал и их силу, и собственную слабость. Нечего и думать о том, чтобы затеять сейчас серьезную драку, — он потерял так много крови, что с трудом передвигал ноги.