Он поднял с земли свое оружие и, спотыкаясь, направился к Эрин. Не было никакого смысла подходить к кому-либо из его команды. Он узнавал смерть с первого взгляда и сейчас мог с уверенностью сказать, что в усыпальнице оставались живыми лишь три человека: Корца, Эрин и он сам.
Джордан держал падре под пристальным наблюдением, не будучи уверенным в том, что он на их стороне.
Распахнув свою длинную сутану, Корца опустился на колени и склонил голову, словно в молитве, — но сейчас эта поза была вызвана не молитвой. Он что-то искал на полу. Когда падре встал, то подобранный им предмет мгновенно исчез в складках его черной сутаны.
Кукла девочки исчезла.
Вместо того чтобы поинтересоваться, в каком состоянии Эрин, он поднял куклу? Джордан решил отказаться от дальнейших попыток определить, что за человек этот священник.
— Эрин? — произнес он, подойдя к ней.
Она, не выпуская из рук сабли, метнулась к нему.
— Да это же я, — успокоил ее Стоун, отводя в сторону оружие и поднимая обе руки с растопыренными ладонями.
Ее расширенные глаза сузились, взгляд сосредоточился на нем. Через секунду она опустила саблю. Джордан осторожно взял клинок у нее из рук и бросил его на пол. Эрин резко отступила в угол; лицо ее было белым, глаза, казалось, ничего не видели. Стоун поднял ее на руки и сел, опершись спиной о холодный камень и усадив ее на свои колени. Провел руками по ее телу, ища раны. Эрин казалась невредимой.
Священник подошел к ним. Рука Джордана инстинктивно потянулась к кобуре пистолета, вторая рука обвила Эрин. Какие у него намерения?
— Их больше нет, — прошептал Корца так, словно это были слова молитвы. — Но мы пока еще не в безопасности.
Джордан внимательно смотрел на этого человека в разорванной сутане.
— Они запрут нас здесь, — произнес преподобный с такой уверенностью в голосе, что Джордан поверил ему.
— Откуда вы знаете?..
— Потому что это как раз то, что должен был бы сделать я. — Он быстро пошел к дверному проему.
Джордан понял, зачем он туда идет. Ровер стоял на полу, одна камера направлена на них, и над ней светится зеленый индикатор. Падре каблуком ударил по объективу. Металл и стекло посыпались на землю и раскатились по камням.
Джордан все понял, вспомнив предсмертный крик Сэндерсона:
— Они наблюдают за нами.
26 октября, 17 часов 11 минут
по местному времени
Масада, Израиль
Когда на плоской вершине горы затихли последние крики, Батория, припав в почерневшему экрану монитора, застыла в шоке, словно оказавшись в капкане между прошлым и настоящим.
Она следила за битвой, произошедшей в усыпальнице, и знала, что все, кого она послала вниз, убиты. Сумбурное сражение происходило в потемках, многое происходило вне зоны обзора камеры. Но Батория все-таки успела рассмотреть кое-что еще до того, как на поле битвы воцарился хаос.
Она видела солдата в шлеме, стоящего лицом к лицу с человеком в черном облачении; его спина была обращена в сторону камеры. Но она заметила на нем белый римский воротничок-колоратку, когда он единственный раз обвел взглядом усыпальницу.
Ее бурлящая в жилах кровь похолодела от этого мимолетного взгляда врага. Он и был тем самым рыцарем Христовым, о котором упоминалось в текстовом послании.
Сангвинист.
Эти двое мужчин стояли друг против друга, как бараны во время гона. Возможно, этот воин и решил бы ее проблему, но рыцарь, обойдя воина, остановился и стал внимательно смотреть на дальнюю от него стену — что он там увидел?
Как жаль, что камера не может показать дальнюю часть усыпальницы.
Среди этих теней вдруг возникла женщина в обычной одежде; еще один сюрприз. Она вошла, помахивая мобильным телефоном; по ней было ясно видно, что она проверяет, есть ли там сигнал.
Рыцарь повернулся к женщине и развел руки, чтобы показать ей размеры Книги.
Батория, вздохнув, оживилась.
Женщина покачала головой.
Рыцарь медленным шагом обошел комнату. Усыпальница казалась пустой; ничего, кроме саркофага, в ней не было. Никаких мест, куда можно спрятать книгу. Когда рыцарь пожал плечами, она с облегчением выдохнула.
Так, значит, книгу они не нашли.
Либо там ее никогда не было, либо ее похитили.
Затем до рыцаря дошло, что на присутствие в усыпальнице команды Батории необходимо быстро отреагировать. Он должен был потерпеть поражение, но она недооценила его способностей, а также поддержки, оказанной солдатами. Он в считаные секунды расправился с половиной ее команды.
По тому, как он себя вел, Батория поняла, что этот рыцарь, находившийся под землей, не просто человек, переодевшийся в другую одежду, что он много старше и что из него также течет кровь, как и из ее людей.
А потом, когда этот рыцарь бросился крушить камеру ровера, она подробно рассмотрела его лицо: его подбородок с вертикальной складкой, его широкоскулое славянское лицо, его напряженные темные глаза. Она узнала его, и от этого у нее буквально отнялись конечности и земля ушла из-под ног.
Но ведь жизнь проходит не в безвоздушном пространстве.
В окружавшей ее пустоте Батория чувствовала, как ее снова наполняет безудержная ненависть, делая из нее орудие злости и мщения.
Наконец она встала с места, сжала руки в кулаки и стукнула по темному монитору своим древним кольцом с рубином. Как и многое из всего, чем она владела, это драгоценное кольцо было в течение долгого времени связано с ее семьей.
А также и с тем самым рыцарем.
Рун Корца.
Это имя внушало ей такой же страх, как черная ладонь на ее шее, — и причиняло ей такую же боль. Всю свою жизнь она постоянно слышала о том, как неудача, принесенная Корцей, ввергла ее когда-то славное семейство в бедность и бесчестье, тяготевшие над несколькими его поколениями. Батория коснулась пальцем края татуировки, этого источника постоянной агонии — и напоминания еще об одном долге крови, за который она должна рассчитаться с этим рыцарем.
Она снова вспомнила ту давнюю церемонию с преклонением коленей перед Ним, кому она посвятила всю себя. Его руку на своем горле, выжигающую этот знак, смысл которого был в том, что Его ладонь и пальцы навсегда связывали ее с Ним в форме рабской зависимости.
И все из-за этого рыцаря.
Батория видела его в тысячах снов и всегда надеялась, что когда-нибудь отыщет его живым, для того чтобы заставить расплатиться за все его деяния, которые обрекли несколько поколений женщин в ее семье на то, чтобы провести годы в мучениях — сделать их пленницами крови, свести их судьбу к тому, чтобы воспитывать, служить и ждать.