А в это время белые безразличные звезды освещали их обоих своим светом. Подмигивая так же холодно, как этот мальчишка.
Томми хотелось, чтобы все наконец закончилось. Он хотел умереть. Он начал считать секунды, оставшиеся до смерти.
Одна, две, три, четыре.
Сквозь пелену боли в его сознании возникла самая худшая в его жизни мысль.
А что, если я вообще не смогу умереть?
26 октября, 23 часа 44 минуты
по местному времени
Иерусалим, Израиль
Эрин держалась в нескольких футах позади Руна все то время, пока он выходил из молельни, поднимался по ступеням лестницы и пробирался через лабиринт туннелей. Хотя падре шел очень быстро, она знала, что он старается шагать с такой скоростью, чтобы она не отстала, но приближаться к нему Эрин все-таки опасалась. В мерцающем красном свете молельни она ясно видела его гнев. Ей казалось, что он едва сдерживает себя от того, чтобы не броситься на нее.
Если бы не темная путаница туннелей, Эрин убежала бы от него прочь. Но она где-то обронила свою свечу, поэтому мерцающий свет свечи из молельной, зажатой в руке Руна, был сейчас единственным ориентиром на пути к спасению, к безопасности.
И вот наконец она услышала голоса спорящих, доносящиеся откуда-то сверху, из открытого дверного проема, откуда струился свет. Эрин сразу узнала всех: разгневанный голос Джордана, притворно-жеманный голосок падре Амбросе и призывающий к смирению голос кардинала Бернарда.
— Так где она? — кричал во всю мощь своих легких Джордан с явным намерением дознаться, что падре Амбросе сделал с ней.
Еще несколько шагов, и темная фигура Руна прошла через дверной проем. Эрин поспешила за ним и очутилась в современном помещении с побеленными стенами, с полом из полированного камня, на котором стоял стол, заваленный оружием и боеприпасами.
Стоило ей войти, как все глаза устремились на нее.
Выражение облегчения мгновенно преобразило лицо Джордана.
— Слава богу, — с облегчением произнес он, хотя Бог был явно не причастен к тому, что с ней случилось.
Лица остальных, находившихся в комнате, оставались непроницаемыми. Всех, кроме Руна. Рванувшись вперед, он схватил падре Амбросе за горло и с размаху ударил его о стену. Короткие ножки падре мелькнули в воздухе.
— Кардинал! — сдавленно прохрипел падре Амбросе.
Рун продолжал сжимать горло пастора.
— Пожалуй, нам скоро придется свести счеты, Амбросе. Помни об этом.
Джордан, сделав шаг в их строну, поднял руку, показывая, что собирается вмешаться в потасовку.
Лицо кардинала оставалось бесстрастным.
— Оставь его, Рун. Я уверен, что он накрепко запомнит твое предупреждение.
Рун склонился ниже над Амбросе. Только Эрин, стоявшая сбоку, видела острые концы зубов Руна, когда он угрожающе зарычал.
— Прочь с моих глаз! А не то я посчитаюсь с тобой прямо сейчас.
Рун отпустил пастора, лицо которого было мертвенно-бледным. Значит, и он тоже видел эти острые концы зубов. Кое-как придя в себя, падре отпрянул на несколько шагов от Руна и сразу же поспешно скрылся.
Джордан приблизился к ней.
— Эрин, вы в порядке? Где вы были? Что произошло?
— Я в полном порядке.
Она не хотела пускаться в подробности, тем более сейчас, пока еще не свыклась с только что изменившимся семейным положением ее нового спутника. Хотя она была более чем рада, что именно он будет сопровождать их в поисках. Эрин представила себе мрачную злобу на лице Руна, когда он увидел ее в молельне, представила, как заострились его зубы, когда он набросился на падре Амбросе.
Склонившись ближе к Джордану и чувствуя исходящее от него успокаивающее тепло, она прошептала:
— Спасибо.
— Раз уж вы вернулись к нам, доктор Грейнджер, — прочистив горло, заговорил кардинал Бернард, — я думаю, нам, пожалуй, стоит закончить нашу беседу о стригоях.
Он жестом пригласил ее к столу, на котором лежало оружие, и Эрин заняла место на дальнем от Руна конце, несмотря на то что Корца, казалось, окончательно успокоился.
Джордан, взяв со стола защитные очки, внимательно рассматривал их.
— Это очки ночного видения, но уж больно странно они выглядят.
— Это специальные очки, применяемые для наблюдения за объектами как при слабом освещении, так и в инфракрасном свете, — пояснил Бернард. — Полезный инструмент. Способность видеть при слабом свете позволяет вам обнаруживать противника ночью, но поскольку стригои холодные и их тела не излучают тепла, то они не видны в инфракрасном свете. А если ваши очки совмещают обе эти возможности, то вы сможете в ночное время различать людей и стригоев.
Эрин, одержимая любопытством и желая проверить возможности этих очков, надела их на себя и посмотрела на Джордана. Его волосы и кончик носа были желтыми, теплое лицо выглядело красным, а махавшая ей рука — оранжевой.
Без сомнения, теплокровное существо.
Вспомнив жар его поцелуя, Эрин сразу постаралась запрятать это воспоминание поглубже в памяти и поспешно перевела взгляд закрытых очками глаз на Руна. Хотя кардинал только что предупредил ее, что его тело должно иметь комнатную температуру, она все-таки почувствовала испуг, когда увидела его лицо таким же фиолетово-синим, как и стена позади него. Когда она переключила очки на режим ночного видения, все выглядели одинаково.
— Ну, как они работают? — спросил Джордан.
— Отлично.
Еще одно достижение науки показало, насколько Рун отличается от них. Да и вообще было ли у него хоть что-либо общее с ними?
— Вот серебряные пули для вашего оружия, — кардинал протянул Джордану деревянные коробки. — Остановить обычной пулей нападающего на вас стригоя трудно, но такие боеприпасы могут помочь это сделать. У них полые наконечники, которые, расплющиваясь, расширяются, когда входят в контакт с их кровью.
Джордан, подкинув патрон на ладони, поднес его к свету. И пуля, и гильза отливали серебром.
— И как же это помогает?
— Наша общая с ними кровь сопротивляется смертельным заболеваниям. Мы можем жить вечно, если не станем жертвами насилия. Наша иммунная система по всем статьям превосходит вашу, кроме тех случаев, когда дело касается серебра.
— Но вы же носите серебряные кресты, — Эрин указала на крест, висевший поверх красной сутаны кардинала.
Поцеловав кончики пальцев, прикрытых перчатками, Бернард коснулся ими своего пасторского креста.
— Каждый сангвинист носит на себе это бремя, да, — как напоминание о нашем проклятом положении. Если мы коснемся серебра… — Сняв перчатку, он прижал свой бледный палец к пуле, торчащей из патрона, зажатого в руке Джордана. Эрин сразу почувствовала запах горелой плоти. Кардинал поднял вверх палец и показал на нем то место, которым он прикоснулся к серебру. — Оно жжет даже нас.