Потому что, чем дольше я размышлял, тем сильнее меня беспокоила фраза, которую произнесла Ла Орла: «Значит, вы где-то допустили ошибку».
Об этих словах я главным образом и думал.
Вот представьте: перед вами лежит почти полностью собранный пазл.
Вы хорошо представляете себе общую картину. Видите, как сочетаются ее отдельные элементы.
Но при этом вы чувствуете, что самая главная, ключевая деталь отсутствует.
Мы продолжали ехать, уже в ночи. Конни по телефону рассказала Альтману обо всем, что нам удалось узнать, — и, судя по всему, эти сведения не привели его восторг. Она со вздохом прервала соединение, затем, поколебавшись, сказала, что ей снова придется надеть на меня наручники. «Обычная предосторожность», — прибавила она. После этого мы немного поспали в машине, затем продолжили путь. Конни выбрала шоссе US 41 — старое доброе «Тамайами Трейл», словно чтобы предоставить мне возможность вернуться по своим же следам. Не стану утомлять вас перечислением тех эмоций, какие я испытывал, глядя на знакомые места с мыслью о том, что, возможно, не увижу их в ближайшие лет двадцать, а то и больше.
На рассвете мы проехали Форт Майерс.
Я продолжал размышлять.
За окнами замелькали улицы Бонита-Спрингс.
Я все еще размышлял, углубившись в воспоминания.
Наконец мы въехали в предместье Неаполя.
Я размышлял, восстанавливая в памяти события последних одиннадцати дней, опрокинувших всю мою жизнь. Перебирал их в уме тщательно, скрупулезно, минуту за минутой.
На улицах было тихо и безлюдно — субботнее утро еще только начиналось. На тротуарах виднелись непросохшие лужи и обломанные ветки — следы вчерашней грозы.
И лишь когда мы оказались в центре города, меня осенило. Я наконец нашел единственную отсутствующую деталь и соединил ее с другими.
И вся картина изменилась в один миг.
— Мне нужно забрать кое-что из дома, — сказал я.
Конни ничего не ответила.
— Пожалуйста… — прибавил я.
— Вы прекрасно знаете, что я не могу.
— Десять минут. Это все, что я у вас прошу.
Нервное напряжение, охватившее меня при мысли о том, что у меня появился шанс избежать тюрьмы, было таким сильным, что я не осмеливался даже смотреть Конни в лицо.
— Я должна доставить вас к шерифу. Я не могу взять на себя такую ответственность.
— Только небольшой крюк, чтобы заехать ко мне! Если хотите, можете даже оставить меня в машине в наручниках! Я объясню вам, что нужно будет сделать.
Наконец мне удалось ее уговорить.
Несколько минут спустя я уже стоял на крыльце моего дома. Было так странно снова здесь оказаться. Дорожку из каменных плит покрывали грязь и опавшие листья, нанесенные недавней грозой. Оконные стекла были выбиты, словно разъяренная толпа швыряла в них камни. На газоне виднелись многочисленные следы шин — скорее всего, здесь стояли фургоны телекомпаний.
Я смотрел на веревочные качели Билли, которые слабо раскачивались на ветру, и изо всех сил стискивал зубы, чтобы не расплакаться как идиот.
— Это в багажнике моей машины, — сказал я Конни. — Она в гараже.
Потом продиктовал ей код для входа в дом. Конни перешагнула через разорванную желтую ленту полицейского ограждения, открыла дверь и вошла. Вскоре я увидел, как дверь гаража поднимается.
— В моей медицинской сумке, — уточнил я.
Конни взяла из сумки то, что я назвал, и спросила:
— И что теперь?
— Нужно передать это одной моей коллеге.
Конни вздохнула.
Я смотрел ей в лицо, не отводя глаз.
— Прошу вас. Это в двух шагах отсюда.
И еще раз она поддалась на мои уговоры.
Мы сели в машину, проехали несколько улиц и оказались перед зданием судебно-медицинской экспертизы.
Оно находилось посреди жилого квартала и всем своим видом опровергало расхожее мнение о том, что здание такого рода обязательно должно быть приземистым, обшарпанным и мрачным, с длинными полутемными коридорами, насквозь пропитанными едкими запахами химикатов. Внутри все сияло, стены коридоров были бледно-розовыми. Надеюсь, вам не придется посещать это заведение, но поверьте мне на слово: его практически невозможно отличить, скажем, от психологической консультации или небольшой клиники иглотерапии. Оно является наглядным доказательством того, что смерть — это прежде всего умиротворение.
Конни сообщила о нашем визите по переговорному устройству моей коллеге, доктору Марте Кобурн, и та через пару минут торопливо вышла из здания с зонтиком в руке и устремилась мне навстречу.
— Пол!
— Марта.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я никогда не верила… не хотела верить…
— Ты очень добра, Марта… Спасибо…
Я смотрел на нее поверх опущенного стекла машины. Марта выглядела как образцовый врач. Я же был небрит, грязен и вдобавок в наручниках. Однако по ее глазам я видел, что она меня не осуждает.
Существуют исключительные люди, которые, однажды удостоив вас своим доверием, при любых обстоятельствах будут верить вам безоговорочно.
— Мне нужна небольшая услуга.
— Все что скажешь.
— Ты не могла бы сделать точный анализ вот этого?
Конни передала моей коллеге небольшой пластиковый пакетик, который незадолго до того забрала из моей медицинской сумки. Я объяснил Марте, что именно мне нужно.
— Чтобы сделать абсолютно точный анализ, результат которого признают в суде, нужно несколько дней… — нерешительно проговорила она.
— Постарайся сделать как можно скорее, — произнес я умоляющим тоном.
Она кивнула:
— Хорошо. Можешь на меня рассчитывать.
И мы с Конни уехали.
— Что у вас за секреты? — через пару минут спросила Конни, искоса взглянув на меня.
— Ничего особенного. Вы же слышали, как моя коллега сказала, что быстрого результата будет недостаточно для признания в суде.
— Так зачем же вам это вообще понадобилось?
Не отвечая, я опустил глаза в пол.
Мы почти доехали до комплекса административных зданий графства Колье, когда у меня в кармане зазвонил мобильник.
Я вздрогнул.
Давно я не слышал этот звук.
— Вы можете посмотреть, кто это? — спросил я у Конни, кивая на свои наручники.
Держа руль одной рукой, другой она вытащила из моего кармана телефон и взглянула на дисплей.