Ей надо было думать о Руперте и Джорджиане.
Оливия взяла себя в руки и заговорила:
— Лесной пожар не повод предавать двух человек, которых… Я не могу предать жениха.
— Двух человек. Джорджиану?
— Не важно, — поспешно произнесла Оливия. — Я не хотела… В любом случае это не важно…
— Неправда. Она здесь, потому что ее пригласила моя мать.
Оливия кивнула.
— Конечно, мы не рассматривали ее, как лошадь на аукционе «Таттерсоллз», — извиняющимся тоном произнес герцог. — Мой первый брак не удался. Мать опасается, как бы я не повторил ошибку.
Оливия легко коснулась его щеки, и по кончикам ее пальцев как будто пробежали искры.
— Джорджиана никогда не предаст вас.
— Так вы слышали сплетни? — Его глаза были закрыты.
— Моя служанка говорила о репутации вашей жены.
— Боюсь, Еванджелина заслужила свою репутацию. — В голосе не было ни стыда, ни осуждения. — Нам лучше пойти в конюшни, мисс Литтон. Моя тетя, не говоря уже о юном Джастине, сойдут с ума от нетерпения, если заставить их ждать в повозке.
Оливия снова взяла герцога под руку. Ее колени дрожали.
— Значит, вы преданы Монтсуррею?
Оливия кивнула, но заметив, что герцог глядит перед собой, добавила:
— Да. — Ее голос звучал сдавленно. — Он будет очень страдать, если я… Нет, так не пойдет.
— Поистине английский ответ. — Герцог взглянул на нее. — Так не пойдет… Но вы правы. Самое худшее, что мог бы сделать один мужчина другому, особенно тому, кто служит родной стране, это похитить его будущую жену. Возможно, когда он в целости и сохранности вернется домой, мы обсудим это еще раз.
— Мы с вами едва знакомы, — ответила Оливия, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
— Я хочу узнать вас лучше. Об этом и разговор. — Его голос был низким, чуть хриплым.
Перед глазами Оливии проплыло лицо Джорджианы, полное надежды. Она собралась с духом. Одно дело Руперт, но Джорджиана — ее сестра-близнец, ее вторая половина. Оливия поняла, что была права: этот человек идеальная пара для Джорджи. Не для Оливии.
— Нельзя жениться, поддавшись безумию, — холодно произнесла Оливия.
Герцог молча сделал несколько шагов. В тишине она остро ощущала его присутствие. Будущий зять, напомнила она себе.
— Значит, вы знакомы с подобным безумием? — Его голос был безразличным. — И часто оно вас настигает?
Как и его жена… Вот о чем он подумал. Оливия хотела было все отрицать, но передумала.
— Мы с Рупертом обручены с детства. Конечно, я не… — Она замолчала. — У нас не было возможности выбирать. Мы оба понимали, что верность не входила в соглашение, заключенное нашими отцами, по крайней мере, до брака.
Они свернули за угол и направились к конюшням. В дверях показался мальчик-слуга и тут же исчез внутри. Затем последовало цоканье копыт, и на свет вывели пятнистую кобылу.
— Я помогу вам сесть на лошадь, — сказал герцог.
Он подвел Оливию ближе и обхватил за талию. На мгновение они оба замерли на месте. Его прикосновение стало увереннее, и он посадил Оливию в седло.
— Спасибо, ваша светлость, — пробормотала она, перекинула ногу через луку седла и подобрала подол платья.
— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Куин.
Она удивленно взглянула на него.
— Это было бы неприлично.
— Неприлично будет, если я стащу вас с лошади на глазах у слуг и поцелую.
— Вы не можете этого сделать! — взвизгнула Оливия.
— Могу, — спокойно возразил Куин. — И полагаю, это вас не побеспокоит, Оливия, поскольку вы только что признались, что являетесь, мягко говоря, кокеткой.
Как следовало ответить ему? «Для вас мисс Литтон»? Но герцог уже отвернулся и легко вскочил на лошадь. Он был сердит, сдерживаемая ярость чувствовалась во всем его теле, в скулах, казавшихся сейчас еще более выступающими и мужественными.
Но Оливия не знала, как ответить. Ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, и мешали ей лишь гордость и преданность. Хотелось одарить его знойным взглядом, чтобы он поцеловал ее снова. Как если бы она была желанной. Чувственной.
Оливия опустила голову и увидела свои ноги по обе стороны седла. Это вернуло ее к действительности. Как вообще герцог мог желать ее?
Она была толстой. У нее толстые ноги. Странно, что он еще этого не видел. Наверное, он просто не замечал, но так долго продолжаться не будет, особенно если они окажутся наедине и снимут одежду.
От этой мысли на Оливию накатила легкая тошнота, но она была даже рада. Это призыв спуститься на землю. Куин будет счастлив с Джорджианой. Он забудет эти глупости, этот «лесной пожар».
Оливия улыбнулась мальчику, державшему поводья ее лошади.
— Присмотришь за Люси, пока я не вернусь? Кажется, она считает, что в конюшне могут быть крысы.
— Возможно, так и есть, — отозвался конюший. Люси в это время внимательно обнюхивала стену, хвост дрожал от возбуждения.
— Тогда найдите их, — предложила Оливия.
Мальчик ухмыльнулся и подал ей поводья. Она проворно натянула их, легко толкнула лошадь пяткой в бок и отправилась вслед за герцогом. За Куином.
По извилистой дороге они добрались до дома. Впервые Оливия заметила величественный фасад Литтлборн-Мэнора.
Вместо того чтобы тянуться вширь, как многие родовые поместья, к которым в разное время делали пристройки, дом был прямым, элегантным и абсолютно симметричным, окруженным безупречно подстриженными лужайками.
Слишком изящный для Оливии. У каждой детали была точная копия с другой стороны: у окон, фронтонов, труб.
— Что скажете? — спросил герцог, когда Оливия остановила лошадь.
— Этот дом слишком чопорен. — Она махнула рукой в сторону окон, выстроившихся в ряд, как оловянные солдатики. — Сама же я довольно безалаберна.
— А что значит «безалаберный» в архитектурном смысле? — поинтересовался герцог. Но Оливия уже увидела ожидающих их леди Сесили и Джастина и пустила кобылу рысью.
— Простите, что заставили вас ждать, леди Сесили, — сказала Оливия, склоняясь к повозке.
— Вам бы следовало извиниться передо мной, — негодующе заметил Джастин. — Тетя Сесили вышла всего минуту назад, а я за это время написал целый рондель [2] . Неплохой, честно говоря. — Джастин махнул листком бумаги.
— Не терпится послушать, — сказала Оливия. — Как ваша лодыжка, леди Сесили?
— Прекрасно! Я использовала порошок, который купила в Венеции два года назад. Он такой сильный, что им пользовалась сама Елена, чтобы сохранить молодость. И он особенно хорош для костей: помню, старик, который его продавал на площади перед собором Святого Марка, сказал, что от него ваши зубы встанут на место и начнут плясать, как клавиши клавесина. Так и вышло, правда, с моей лодыжкой, а не зубами.