Герцогиня хотела было что-то сказать, но Оливия даже не взглянула на нее. Она не сводила глаз с Куина.
Он нахмурился.
— Конечно, твоя мать считает, я похожа на Еванджелину во всем, кроме фигуры. Я приехала сюда, помолвленная с герцогом, а когда все ожидали, что ты сделаешь предложение моей сестре, я украла тебя. Твоя мать вошла в комнату и обнаружила нас вдвоем, хорошо хоть, мы не лежали на полу. Я выгляжу как самая ужасная распутная женщина. Если ты собираешься вызывать на дуэль каждого, кто это заметит, то скоро у нас не останется мужчин.
Куин нахмурился сильнее.
— На детей, о которых ты мечтаешь, не останется времени, — безжалостно продолжала Оливия. — Ты будешь носиться по всей стране, нападая на людей, которые лишь высказали очевидное. Не ошибись, потому что они не будут говорить просто так. Десять против одного, они будут наставлять тебе рога за твоей спиной, по крайней мере в течение нескольких лет.
В глазах герцога мелькнуло понимание.
— Разве не видишь? — Оливия отпустила его галстук. — Это не имеет значения. Твоя мать любит тебя. Она не хочет, чтобы у тебя снова появились рога, чтобы за твоей спиной шептались, не хочет для тебя толстую жену. — Она взглянула на герцогиню. — Мне будет трудно простить вас за это.
Куин метнулся к Оливии и заключил ее в объятия, прижимая так крепко, что она едва могла дышать.
— Ты мне нужна, — тихо и свирепо прошептал он, уткнувшись в ее волосы. — Боже, Оливия, как я жил без тебя?
Она обхватила его лицо руками.
— Я твоя, что бы ни случилось.
Дверь в зал закрылась с тихим щелчком, но Оливия даже не обернулась.
— Ты то, чего мне так не хватало. Только рядом с тобой я чувствую себя живым.
— Ты всегда был живым. Ты один из самых чувствительных и любящих людей, которых я знаю. Любой со мной согласится.
Он покачал головой, поэтому Оливия лишь страстно поцеловала его, и этот поцелуй сказал намного больше слов.
Куин уселся в кресло, увлекая за собой Оливию. На этот раз он не остановится, и они оба это знали. Они целовались, пока Оливия не начала дрожать всем телом.
Куин осторожно потянул ее корсет и обнажил ее грудь. Мгновение он хранил молчание.
— Ты самая прекрасная женщина на свете, Оливия. Позволишь?
Она не знала, что он собирается делать, и лишь молча кивнула. Она всегда будет говорить ему «да», хотя знать ему об этом вовсе не обязательно.
Его губы были горячими. Оливия выгнула спину.
Она не знала точно, что произошло потом. Она ожидала услышать свой удивленный тихий вскрик, но этого не произошло. За стеной в зале собрались знатные гости, а она не смогла удержаться от крика, полного страсти.
Не останавливаясь, Куин прикрыл ей рот ладонью.
Оливия укусила его за палец, ее голова кружилась, сердце бешено стучало в груди.
Куин поднял голову и большим пальцем провел по ее соску. В его руках Оливия будто обезумела, по телу пробегали волны жгучего наслаждения.
— Мы не можем делать это здесь, — тихо прорычал Куин.
— Нет? — Оливия вздрогнула, испуганная звуком собственного голоса. — Конечно, нет. — Она собралась встать.
Куин лукаво посмотрел на нее и снова провел пальцем по груди. Ноги Оливии подкосились.
Наконец рука Куина застыла на месте. Оливия с трудом удержалась, чтобы не молить его продолжать.
— Ты уверена, что не носишь ребенка Монтсуррея? — спросил он. В его голосе не было упрека — обычный вопрос.
Она прислонила голову к его груди.
— Уверена.
— Но ведь вы…
Оливия раздумывала, как объяснить ему, не нарушая данного Руперту обещания. Ведь Куин был тем мужчиной, кто отнимет ее у Руперта. И хотя Руперт не желал ее, он к ней привык. Для такого человека потеря будет мучительна. Конечно, Руперт не хотел бы, чтобы Куин узнал о его поражении.
— Его отец этого хотел, потому что Руперт отправлялся на войну, — осторожно подбирая слова, произнесла Оливия.
Молчание.
— Кантервик заставил тебя переспать со своим простофилей-сыном вне брака, потому что боялся, что у него не будет наследника?
Это была ужасная правда.
— Меня не заставляли.
— Ты вызвалась сама?
— Нет.
— Это изнасилование, — категорично отрезал Куин.
— Нет! Руперт никогда бы…
— Значит, это было изнасилование вас обоих.
Оливия с шумом выдохнула.
— Ты говоришь так, будто это было что-то из ряда вон выходящее. Я очень привязана к Руперту, а он ко мне. Мы сделали все возможное. И он прочел мне свое стихотворение. Мне оно очень понравилось.
— Какое?
— О смерти воробья, упавшего с дерева. «Быстрая, пестрая птица упала на землю, и деревья окутала тьма».
Куин нахмурился.
— Непонятно, как и лимерик, что рассказал мне Перегрин. Что значит «окутала тьма»? Я изучаю свет и могу сказать, лучи ничего не окутывают.
Оливия поправила платье и оперлась на руку Куина, чтобы видеть его лицо.
— Стихотворение Руперта, как и лимерик, нельзя расчленять на части. Они были написаны под напором чувств.
— «Окутала тьма» — чувство? — В голосе Куина слышалось недоумение, и это было так мило.
— Он говорит о горе. Горе, которое испытал, когда воробей упал с дерева. Быстрая, веселая птица, и вот ее уже нет. Деревья, где она когда-то чирикала, окутала тьма.
Его взгляд изменился.
— Да, как Альфи. — Оливия прижалась щекой к груди Куина. На его лице отразилась такая боль, что невозможно было смотреть.
Они молча посидели — Оливия в объятиях Куина. Тишину нарушили звуки контрданса. Музыка была жизнерадостной и прелестной, словно пришла из иного мира, где с деревьев не падали воробьи и не умирали маленькие мальчики.
Куин откашлялся.
— Ты ведь понимаешь, что Монтсуррей…
— Руперт, — поправила она. — Он терпеть не может, когда к нему обращаются официально. Если бы мог, то дружил бы с каждым.
— Ты ведь понимаешь, что Руперт вызывает все большую неприязнь? Он написал единственное стихотворение, которое мне удалось понять, он защищает нашу страну, пока я спокойно сплю дома, а я украл его невесту.
— Руперт был бы в восторге, узнав, что ты ревнуешь. Возможно, он не очень умен, но он хорошо разбирается в чувствах и терпеть не может равнодушных людей.
— Он точно разбирается в чувствах.
— Думаю, поражение мозга в какой-то мере сделало его свободным. Он плачет, когда растроган, когда слышит или видит что-нибудь печальное.