Началась весна, снег почти везде сошел. Зазеленела трава. На деревьях набухли почки. В полдень солнышко изрядно припекало землю.
Двадцать-седьмого апреля царь выехал в Москву. Дорога еще не просохла. Шестерка упитанных лошадей в иных местах едва тащила тяжелую колымагу с кожаным, золоченым кузовом. Ездовые на царской шестерке взмокли от усердия. Подбадривая лошадей, они кричали охрипшими голосами и размахивали кнутами.
Со всех сторон золоченую колымагу с намалеванными по бокам черными двуглавыми орлами окружали телохранители. Их вороные кони с высоко подвязанными хвостами разбрызгивали по дороге жидкую грязь.
Иван Васильевич, сидевший в мягких подушках, откинув занавеску из зеленого шелка, посматривал на стоявших по обочинам людишек с обнаженными головами. Они кланялись и кричали здравие царю.
Телохранители сгоняли с дороги и конных и пеших, заставляли снимать колпаки, шапки и кланяться.
Уж как звали молодца,
Позывали молодца
На игрище поглядеть,
На Ярилу посмотреть… —
раздавалось из кареты.
Слыша царское бормотание, телохранители весело переглядывались. «Царь доволен… Царь не гневается…»
29 апреля святые старцы собрались на собор в Успенской церкви. Одетый в смирные одежды note 93 , с постным лицом, выступил перед ними царь Иван.
— Злые люди, — сказал он, — чародейством извели первую супругу мою, Анастасию. Вторая, княжна Черкасская, также была отравлена и в муках, в терзаниях отошла ко господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста. — Царь Иван приостановился, посмотрел на окружавших его архиепископов и епископов, архимандритов и игуменов.
— Так, так, — одобряюще произнес новгородский архиепископ Леонид, высокий благообразный мужчина с курчавой, словно овечья шерсть, бородой, — мы слушаем тебя, великий государь…
— Юность их претила мне оставить мир, — вздохнув, продолжал царь, — а жить в мире без жены соблазнительно. Благословенный митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесту, испытывал, наконец избрал… Но зависть, вражда погубили Марфу. Только именем царица, еще в невестах, она лишена здоровья и через две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию иноческому, но, видя опять жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак. Ныне, припадая с умилением, молю святителей о разрешении и благословении.
Царь кончил говорить и с покорным видом кланялся святым отцам.
Просьба царя Ивана — дело неслыханное на Руси. Женитьба в четвертый раз до сего времени не была известна.
Смирение великого государя глубоко тронуло сердца собравшихся святителей… Они со слезами говорили о нем. Много рассуждали. Читали устав вселенских соборов. Наконец, ради царского теплого и умильного покаяния, разрешили брак и обязались молиться за царицу Анну. Однако старцы запретили царю Ивану входить в храм до пасхи, а причастие разрешили принять только в этот святой день. Святители боялись соблазна для других. И поэтому в особом послании грозили ужасным церковным проклятьем всякому, кто, подобно царю, решится взять четвертую жену.
Первым подписал разрешительную грамоту новгородский архиепископ Леонид. Он надеялся, что в благодарность царь сделает его митрополитом. За ним приложил руку архиепископ Корнилий Ростовский и Антоний Полоцкий и еще семь епископов, несколько архимандритов и знатнейших игуменов.
Царь Иван не стал откладывать свадьбу с Анной Колтовской. Только свадьба на этот раз ни пышностью, ни многолюдством не отличалась. Из родственников новой царицы царь никого не пожаловал ни отчиной, ни высокой должностью.
Вскоре после царской свадьбы собор с согласия царя Ивана избрал в митрополиты всея Руси Антония Полоцкого.
Расправившись со своими недругами, участниками заговоров, действительных и мнимых, царь Иван перестал думать о бегстве в Англию и о пострижении в монахи.
И Малюта Скуратов исполнил свои намерения. Все, кто мешал ему, были казнены или обретались в тюрьмах, а другие по особому дозволению царя постриглись в монахи. Возвысился и вошел в доверие царя его зять Борис Годунов.
Доверив князю Воротынскому защиту государства от крымского хана Девлет-Гирея, царь Иван оставшиеся войска, стрельцов и государев полк отправил в Великий Новгород для подготовки города к возможной осаде. Не очень-то он верил в победу князя Воротынского над татарами. Воеводами на Москве царь посадил Юрия Токмакова и Тимофея Долгорукова.
В самом начале июня, как только наладилась проезжая дорога, Иван Васильевич с молодой царицей Анной Колтовской, захватив своих сыновей Ивана и Федора, Малюту Скуратова и ближайших вельмож и сановников, тоже отбыл в Великий Новгород.
А немного раньше, еще по зимней дороге, он отправил туда для сохранения четыреста пятьдесят крытых возов с богатой казной, уложенной в лубяные короба.
Над Русской землей снова нависла грозовая туча. Крымский хан Девлет-Гирей, подстрекаемый турецким султаном и королем Сигизмундом, готовился к новому походу.
За пятьдесят верст до Киева казаки отобрали лошадей у крымских беглецов, тепло распрощались с ними и повернули обратно в Запорожье.
В воскресный день Петр Овчина вместе с товарищами подходил к замку Малый Каменец на реке Змеевке. Когда им оставалось не больше версты, в местечке ударили колокола православных церквей. Давно не приходилось слышать полонянам такого дружного и многоголосого звона.
Из замковых ворот показалась голова крестного хода. Кудластый поп Сергий из соборной церкви нес икону. Другие попы шли с крестами. За крестами несли хоругви, двигалась празднично разодетая толпа. На крестный ход собрались, наверное, все жители местечка. Шли и старые и малые.
Беглецы свернули с дороги и стали дожидаться у обочины. Анфиса с завистью смотрела на женщин со связками бус на шее, наряженных в пестрые плахты note 94 .
Протопоп Сергий торжественно вступил на дубовые доски моста, прижимая к груди икону. И в то самое время из ворот замка вырвалась бешено мчавшаяся карета с гербами, запряженная шестериком разъевшихся жеребцов. Карета мчалась на мост. Послышались испуганные возгласы, крики людей, попавших под колеса кареты. Многие свалились в реку и стали тонуть. Ездовые, размахивая плетками, стегали обезумевших, перепуганных людей. Оскорбленные горожане остановили княжеских лошадей, сбросили в реку ездовых. И худо пришлось бы княгине-вдове, сидевшей в карете, если бы из замка не прибежали вооруженные слуги.