Перед тем как приступить к выгрузке грузов с захваченных кораблей, Карстен Роде решил поговорить с матросами. Он собрал их на палубе «Веселой невесты» и рассказал, на чьей стороне он воюет и против кого.
Заканчивая речь, он предложил всем желающим поступить к нему на службу.
— А кто не хочет, неволить не буду. Высажу на берег и ступайте кто куда знает. Вон он, берег, рядом. Однако подумайте. Не выпустите из рук выгодное дело… У меня на службе, клянусь мессой, через год каждый сможет купить себе корабль такой, как этот, — стукнул Карстен Роде ногой в палубу своего корабля. — Что у вас в трюмах? — спросил он матросов «Золотой овцы».
— Воск и выделанные воловьи и бараньи кожи.
— Отлично… А на «Центавре»?
— Пшеница в зерне и воск.
— Тоже неплохо. А у вас на «Быстрокрылой чайке»?
— Пшеничное зерно в мешках.
— Я продам этот груз, себе беру четверть от всех вырученных денег, остальное делю между вами… И так будет впредь.
— Игра стоит свеч! — раздался чей-то голос. — Кто как хочет, а я прошу капитана взять меня на службу.
— И я прошу!
— И я!
— Возьмите меня, капитан!
Когда Карстен Роде подвел итог, оказалось, что на берег просился только один человек — матрос с «Быстрокрылой чайки».
— У меня большая семья, — сказал он, — недавно родился одиннадцатый мальчик, и ради моих сыновей я не имею права рисковать жизнью.
Несколько товарищей подтвердили слова чадолюбивого матроса.
Наказной капитан обещал отправить его в город Рёне. Остальные матросы торжественно обещали верность русскому царю Ивану Васильевичу. Его флаг, черный орел на зеленом поле, всем понравился.
Карстен Роде немедленно послал гонца к наместнику Шведеру Кеттингу, предупреждая о своем прибытии на остров и с просьбой приготовить пушки и боевой припас.
Время шло незаметно. Груз давно лежал на берегу в длинных сараях. Компаньон наместника, любекский горожанин Мац Рейнгольт, приехавший в бухту, не торгуясь, купил весь груз. Карстен Роде, как обещал, разделил все вырученные деньги между матросами. Свою долю он истратил на пушки и на всякое морское снаряжение.
Предстояла большая работа: в самый короткий срок превратить купеческие суда в боевые корабли, вооружив их пушками, снабдить всем необходимым.
Вскоре, обогнув остров Борнхольм с севера, корабли вошли в гавань, расположенную к западу от северной оконечности острова, с гранитными берегами, поросшую хвойным лесом и кустарником.
При заходе в гавань Степан Гурьев долго рассматривал крепость Хамерсхус, недавно заново отстроенную борнхольмским наместником. Крепость стояла на скалистой вершине. Квадратные башни с бойницами и высокие стены выглядели неприступными. Датский король Фредерик II был недоволен, узнав о восстановлении борнхольмской твердыни наместником. Это показалось королю подозрительным. Он перестал сноситься с любекским советом и, не обращая внимания на протесты, издал ряд законов, уничтожавших распоряжения наместника. Просьбу города Любека продлить срок владения островом еще на пятьдесят лет король Фредерик отклонил.
Степан Гурьев, конечно, ничего не знал о мыслях датского короля. А крепость Хамерсхус ему понравилась.
Русскому мореходу по душе пришлась служба под командой смелого, грамотного капитана. Однако часто тоска сжимала ему грудь. Детей своих и жену он не мог забыть. Иногда Степану думалось, что Анфиса жива и дожидается его. И тогда ему хотелось бросить все и очутиться на родине, в деревне Федоровке…
Целый месяц пробыли в северной гавани корабли Карстена Роде. Из крепости Хамерсхус привезли пушки, порох, картечь и ядра. Под руководством опытных мастеров матросы крепили пушки, укладывали боевые припасы… Боцманы наливали бочки пресной водой из речки, закупоривали их и укладывали в самый низ трюма. Из новой парусины сшили два полных набора парусов — один вместо изодранных картечью, другой в запас.
Борнхольмский наместник господин Шведер Кеттинг за несколько дней до отхода сам прискакал в северную бухту. Его сопровождали десятка два вооруженных всадников.
В каюте «Золотой овцы» между наместником и капитаном с глазу на глаз произошел тайный разговор большой важности. Друзья распили пинту крепкой английской водки и съели заднюю ногу крупного барана.
— Дорогой Христиан, — прощаясь, говорил наместник, — не забудь условия, на которых любекский рат решил тебя поддерживать. В Нарве сейчас находятся сто тридцать купеческих судов. Корабли Сигизмунда и шведы, желая на них напасть, держатся в фарватере. Я дал знать в Любек и датчанам: они должны освободить закрытые в Нарве суда. Мы просим и тебя, славного капитана, как можно скорее прийти на выручку. Мы поддерживаем русского царя. Надо пустить московитов к морю, это только справедливо. Действия русского царя полезны всем нам, а то, что делает Сигизмунд, полезно только ему. Любекский рат верит, что ты сумеешь открыть город Нарву. А мы всегда продадим тебе на Борнхольме необходимое вооружение и припасы и купим по самой высокой цене твою добычу. Матросов я пришлю завтра, это проще всего.
— Я уничтожу всех королевских корсаров, клянусь мессой, можешь мне верить. У меня с ними личные счеты. Передай мои слова любекскому совету.
Наконец настал день, когда все было готово к отплытию. По просьбе матросов Карстен Роде пригласил аббата из замка отслужить на корабле молебен.
Своим главным кораблем Карстен Роде сделал «Золотую овцу», большое трехмачтовое судно из Данцига. Этот парусник был построен крепко, а главное, хорошо управлялся и обладал самым быстрым ходом.
1 августа, как было условлено, корабли Карстена Роде крейсировали в двадцати милях от южной оконечности острова Борнхольм.
Со всех мачт матросы, не отрывая глаз, наблюдали за горизонтом. На фок-мачтах адмирал велел поднять по две корзины, одну над другой.
Около полудня с крепостницы на передней мачте «Золотой овцы» раздался возглас:
— Паруса на востоке!
Острый глаз Степана Гурьева различил на мачтах показавшихся кораблей две темные точки. Там тоже висели корзины — это шли свои. Раздалось три условных выстрела.
Когда нарвские корабли приблизились, Карстен Роде приказал всем капитанам явиться к нему на «Золотую овцу». В своей просторной каюте датчанин радостно обнял старых друзей.
Дементий Денежкин, капитан «Царицы Анастасии», не узнал своего друга Степана Гурьева. На нем была короткая суконная куртка с кружевами, стянутая кожаным поясом. За поясом торчал длинный нож. На ногах поблескивали новой кожей широкие ботфорты.
Друзья обнялись и долго похлопывали друг друга по плечам.
— На наших кораблях, — шепнул другу Степан, словно извиняясь, — такие матросы, что без оружия нельзя быть и часу. Головорезы со всей Европы!