Присутствующие без дальнейших разговоров расселись по местам и пустились в путь. Только барка герцога Вильерса направилась к причалу.
– Не медли, Роберта! – крикнул маркиз, сложив ладони рупором и оглядываясь на лодку дочери.
Но она его не видела. Да и тот, кто позаботился бы взглянуть на нее, узрел бы только полыхающие уши, видневшиеся из-под ладоней.
Когда остальные суденышки исчезли, в барке воцарилось минутное молчание.
Деймон не спеша заправил сорочку в панталоны и натянул камзол. Роберта по-прежнему не шевелилась.
Деймон вытянул шест из ила и мощным толчком снова направил лодку под ивы, после чего надежно пришвартовал.
– Роберта, рано или поздно тебе придется опустить руки, – мягко посоветовал он.
– Не хочу, – едва слышно донеслось из-под ладоней.
– Я впервые делаю предложение, – продолжал он, – и думаю, будет легче, если при этом увижу твое лицо. Таким образом, если на нем появится отвращение, я все пойму, брошусь в воду и покончу с собой.
Руки Роберты бессильно упали.
– Пожалуйста, не стоит драматизировать! – воскликнула она. – Я этого просто не вынесу!
Его щеки до сих пор были пунцовыми, а в глазах сверкали непролитые слезы.
– Я просто дурачусь, – прошептал он, сжимая ее руки. – Ты плачешь, потому что Вильерс навсегда для тебя потерян?
– Я не плачу, – упрямо буркнула она вопреки очевидному, и не успела оглянуться, как он изящным движением встал на колени.
– Роберта, ты станешь моей женой?
– Ты уже сообщил, что женишься на мне, – всхлипнула она.
Он поднес ее руку к губам:
– Но это официальное предложение. Я решил жениться на тебе примерно через двадцать минут после первой встречи и, поверь, достаточно долго ждал, чтобы открыть свои чувства.
Роберта потрясенно разинула рот.
– Но поскольку ты мечтала о Вильерсе и не могла думать ни о ком ином, я не смел признаться.
– Все это неправда!
– Роберта, любимая, неужели ты искренне считаешь, будто я способен украсть твою невинность и тащить в постель при каждом удобном и неудобном случае, не намереваясь при этом жениться на тебе?
– Но я была помолвлена…
– Тебе нравилось забавляться этой мыслью, – перебил он. – И в то же время ты отдавалась мне.
– Отдавалась?
Он снова припал губами к ее ладони.
– Капитулировала! – решительно уточнил он. – Ты – моя, Роберта. Моя!
В ее глазах блеснула робкая улыбка. Поэтому он схватил ее в объятия, отчего лодка стала бешено раскачиваться. Но парочка и глазом не моргнула.
– Я не считаю, что капитулировала, – прошептала Роберта.
Ее губки были такими розовыми и соблазнительными, что предмет разговора мигом вылетел у него из головы. Вернулись они к нему довольно много времени спустя.
– А что ты, по-твоему, делала все это время? – спросил он, скользя губами по ее шее.
– Я… я…
Собственно говоря, все мысли вылетели у нее из головы, и она никак не могла вспомнить, что же она делала все это время. Вильерс разозлил ее своими циничными речами, вот она и решила потерять девственность… но как же глупо это звучит!
– Я приобретала опыт, – твердо объявила она.
– Ты отдавалась мне. Просто изобретала различные предлоги, чтобы не видеть правду, – возразил он еще более твердо, сжимая ладонями ее лицо. – Итак, ты будешь…
– Буду твоей женой?!
Но Деймон покачал головой:
– Ты и без того будешь моей женой. Сдаешься?
Она обняла его, и на глазах у нее снова выступили дурацкие слезы.
– Думаю, я давно уже сдалась, – выдохнула она.
Он свободен! Наконец свободен! Чем не причина воспрянуть духом и возрадоваться?
Едва дождавшись, пока барка подплывет к ступенькам причала реки Флит, Вильерс выскочил на сушу и тут же поскользнулся на пряди водорослей. Пошатнулся и сел. Прямо на задницу.
Позади раздался сокрушенный крик лакея, бросившегося вперед, чтобы спасти несчастного герцога, так неудачно оступившегося на слизистых водорослях. Но Вильерс уже поднялся.
Падение превратило гнев, тлевший в желудке, в буйное пламя.
Он добрался до дома, сбросил камзол в пятнах зеленого мха и черной грязи, принял ванну и переоделся к вечеру.
Как раз в тот момент, когда он натягивал узкие панталоны яркого канареечного цвета, до него вдруг дошло, что, сам того не замечая и, уж конечно, не одобряя, он привык думать о себе как о женатом человеке. И это продолжалось целых сорок восемь часов!
Герцог презрительно фыркнул.
Его камердинер подал камзол насыщенного розового цвета: герцог заявил, что камзол не сочетается по цвету с панталонами. Камердинер принес горчично-желтый жилет, за что хозяин обрушил на его голову водопад проклятий. Наконец он выбрал длинный камзол с любимой изысканной вышивкой: ползучие растения и желтые розы. Возможно, камзол чересчур бросался в глаза, но именно его вызывающий вид и нравился герцогу.
Камердинер нервно откашлялся.
– Сапоги, ваша светлость? Или туфли с серебряными пряжками?
– С красными каблуками! – отрезал Вильерс. – Я еду в «Парслоуз». А потом – на ужин с лордом Девонширом. Вряд ли мне прилично показываться там в сапогах.
Сегодня он вместо трости выбрал короткую придворную шпагу, которой полагалось висеть на поясе исключительно для виду. И наконец прилепил мушку, очень высоко, под левым глазом, где она могла подчеркнуть длину его ресниц. Обвел холодным взглядом комнату, хаос из разбросанных камзолов, галстуков, туфель и свисавших из полуоткрытого ящика комода лент.
– Хотя бы раз в жизни докажи, что и ты способен на что то полезное. Прибери все это, – негромко велел он. – Я собираюсь привести кое-кого на ночь.
– Сегодня он хуже дикого зверя, – пожаловался позже лакей, сидя на кухне за чашечкой успокаивавшего нервы чая. – Можно подумать, я никогда не убираю на место его вещи. Не понимаю, что это на него нашло!
– Его отвергла дама, – сообщила кухарка, вытирая руки о передник. – Ставлю яблочный пирог, что она наотрез ему отказала.
– Вы так считаете, потому что он решил привести домой шлюху.
– Пфф! – фыркнула кухарка. – Ничего подобного. Просто он в ужасном настроении. И не собирался ехать к Бомонтам, а ведь последние три дня он, можно сказать, оттуда не вылезал. Помяните мои слова: завтра же на него вновь откроется охота.