– Ах ты, Фома неверующий, – вздохнул он, прижимая ее к себе. – Я брал уроки у Джилльяно, вот почему. Он лучший учитель фехтования в Лондоне.
– О нет, не думай, я верю в тебя, – пробормотала она, уткнувшись носом ему в грудь, – но…
Он отстранил ее ровно настолько, чтобы она могла видеть его глаза.
– Я знал, что выйду победителем, потому что люблю тебя.
– Что?!
– Потому что люблю тебя.
– Ты… ты решил, что не проиграешь Вильерсу, потому что… потому что…
Он ухмылялся идиотской улыбкой. Потому что в этот момент совершенно потерял разум, действительно превратившись в круглого идиота.
– Потому что мне было что терять.
– Ты… ты… – задыхаясь, крикнула она, прежде чем наброситься на него. Но так и не поняла, то ли хотела ударить его за чисто мужскую самонадеянность, то ли…
Но тут он стал целовать Роберту, и все мысли вылетели у нее из головы.
– А ты? Как насчет тебя? – спросил он уже позднее, когда она продолжала цепляться за его плечи.
В уголках ее губ заиграла кривоватая улыбка.
– Стала бы я драться на дуэли за твою честь?
– Нет.
– Значит, ты спрашиваешь, люблю ли я тебя?
Он не ответил. И Роберта поняла, что впервые видит тень беспокойства в глазах этого огромного, уверенного в себе человека, так щедро рассыпавшего улыбки и никогда не хваставшегося своими талантами. Поэтому она искренне наслаждалась его душевным волнением.
Правда, очень недолго.
– Конечно, я люблю тебя, – прошептала она, целуя его. – И всегда буду любить.
– Даже если я увлекусь поэзией и начну писать оды большому пальцу твоей ноги?
– Да.
– Даже если я упаду на колени посреди улицы и стану умолять тебя лечь со мной в постель?
– Да, – твердо ответила Роберта, уже начиная улыбаться.
– Я стою на коленях, Роберта. Я умоляю.
Проходивший мимо лакей услышал доносившийся из гостиной смех и покачал головой.
Бомонт-Хаус, несомненно, изменился с тех пор, как из Парижа вернулась герцогиня. Раньше этот дом считался респектабельным. Но теперь… погодите, пока Фаул узнает о том, что задумала французская штучка, мадемуазель Каро, для следующего бала герцогини. У всех голеньких девиц будут павлиньи хвосты на их голеньких попках. По крайней мере все только об этом и говорят.
Лакей со вздохом прикрыл дверь гостиной, чтобы никто случайно не увидел то, что видеть не полагается.
Когда матчи Вильерс – Бомонт потускнели в памяти общества
– Думаю, – заявила Роберта, – ты должен позволить мне выиграть эту партию.
– Ты что, вообразила себя самим его высочеством?
– С твоей стороны было очень любезно поддаться принцу прошлой ночью, – призналась она.
Муж отодвинул доску, лежавшую на постели между ними.
– Теперь ты научилась играть. Может, попробуем что-то другое? Я, например, обожаю домино.
– Ты находишь меня скучным партнером? – безмятежно улыбнулась она.
– В тебе нет ничего скучного, но только когда речь не идет о шахматах, – прошептал он, целуя ее в ушко. – Нам еще предстоит сделать столько интересного!
– Например? – осведомилась Роберта, падая на подушки. Приглашение было настолько недвусмысленным, что Деймон не задумался его принять и тут же лег сверху и приподнялся на локтях.
– Например, целовать тебя, – объявил он, немедленно приступая к делу.
– А если я приготовила тебе сюрприз? Это тебя заинтересует?
– По-моему, после того как твой отец женился на русалке, никакие сюрпризы не смогут меня поразить.
– Женился, да, но после того, как ухаживал по всем правилам, – напомнила она.
– Да, но поскольку он привел в семью рыбу, трудно вообразить, что может за этим последовать. Только скажи, в этом замешан Тедди? Что он натворил на этот раз? Правда, я думаю, что он тоже превращается в рыбу. Его няня жаловалась, что вчера он полдня провел в реке.
– Как насчет ребенка? – прошептала она.
Деймон на секунду замер, после чего практически левитировал, взлетев над ее телом.
– Я ничем тебе не повредил? – ахнул он.
Роберта, смеясь, села.
– Деймон, что это с тобой такое?
Он снова вернулся на постель, сел рядом и накрыл широкими ладонями ее живот. Нежность и любовь смешались в его взгляде.
– Ты уверена?
– Да.
– Но у тебя по-прежнему плоский живот.
Роберта хихикнула.
– Видишь ли, требуется девять месяцев, чтобы ребенок появился на свет. Поговорим о плоских животах недель этак через десять.
Деймон наклонился и молча поцеловал ее живот.
– Деймон? – окликнула Роберта и, когда он не отозвался, немного встревожилась: – Дорогой!
Наконец он поднял голову, и она увидела, что его глаза полны слез.
– Но… но ты никогда не плачешь, – растерялась она.
– Я счастлив. Это ты сделала меня счастливым.
Роберта обхватила его за шею и потянула на себя.
– Это ты от счастья плачешь?
Он все-таки улыбнулся:
– Понимаешь, Роберта, мне всегда и все доставалось легко.
– Шахматные матчи, фехтовальные поединки…
– Деньги.
– Счастливчик!
– Пока не появилась ты. Пока не объявила, что влюблена в Вильерса и хочешь выйти за него. И что вовсе не собираешься замуж за меня. А потом он просил твоей руки, и впервые в жизни мне показалось, что от меня ускользает нечто очень важное и я могу проиграть. Но и тогда я не понял, что очень важное… самое важное в моей жизни – это ты.
Теперь он плакал, почти не скрываясь.
– О, глупый! – прошептала она. – У тебя есть я, помнишь? Я люблю тебя. Я твоя жена.
– А я больше не играю в шахматы, потому что любая игра – ничто по сравнению с тобой, Роберта.
Она поцелуями заставила его замолчать.
Некоторое время спустя граф и графиня Гриффин лежали в объятиях друг друга и спали тем счастливым сном, который приходит только днем, после сладчайшей супружеской близости.
Но крошечная малышка в животе графини не спала. Она несколько раз перевернулась, как завзятая акробатка, и принялась плавать: занятие, обожаемое детьми, русалками и старшими братьями. Маленькая девочка широко раскинула руки настоящим театральным жестом, и миниатюрный ротик дернулся в гримасе, весьма напоминающей улыбку, если только не знать, что такие маленькие дети не могут улыбаться. Но в этот момент она была как две капли воды похожа на отца… и это означало, что радость будет ей сопутствовать всю ее жизнь.