Она с радостью дала волю гневу, чтобы заглушить свое горе.
– Ты лгал мне в один из самых святых моментов в жизни! Ты заставил меня отказаться от человека, которого я любила и за которого хотела выйти замуж.
– Я принудил тебя, потому что…
– Я все знаю. Вы с Питером строили планы у меня за спиной. – Габби в упор смотрела на мужа. – Ты верно сказал прошлой ночью, что я романтик. Я по наивности думала, что ты любишь меня, и поэтому отвергла своего жениха. Конечно, Питер тоже мне лгал. Оказывается, он находил меня слишком толстой, а такие женщины не в его вкусе. А я-то, глупая, верила тебе, когда ты говорил, что я красивая.
Квил не знал, что ей ответить на это.
– Я по крайней мере лгала ради твоего блага, – продолжала обличать его Габби. – Я бы никогда не решилась на такой обман, как ты. На твоем месте я бы сгорела со стыда, разве может быть брак без любви?
– Это не брак без любви! – запротестовал Квил.
Габби пожала плечами:
– Теперь это вообще не брак, как ты сам сказал.
Квил с большим опозданием понял, что на самом деле и не собирался приводить в исполнение только что высказанные угрозы.
Габби выбралась из кровати, от гнева потеряв всякое чувство стыда.
– Как ты прекрасна, – хрипло произнес Квил, когда она наклонилась поднять с пола свое белье.
Габби холодно взглянула на него и, надевая сорочку, повторила его слова:
– Я больше не доверяю тебе, и при этих обстоятельствах наша совместная жизнь не может быть благополучной. – В голосе у нее звучали горечь и разочарование.
– Но… твоя ложь – совсем другое дело! Ведь ты могла погубить меня этим снадобьем.
– А ты мог разбить мое сердце. Мне казалось, что я влюблена в Питера. А тебе я была совсем неинтересна. Нескладная толстая девушка, которую невесть где откопал твой отец. Надо думать, я еще должна благодарить судьбу, что меня не отправили обратно в Индию, потому что в отличие от Питера ты не нуждался в моих деньгах.
Квил лихорадочно искал доводы в свою защиту. Но, так ничего и не придумав, снова вернулся к разговору о яде.
– Похоже, ты не очень за меня беспокоилась, если дала мне смертельный яд, – проговорил он сварливым тоном.
– В той дозе яд не опасен, я уже тебе говорила. Хочешь сам убедиться? – Габби открыла шкаф и достала маленькую коричневую бутылочку. – Вот, смотри, я дала тебе ровно половину. Этого количества недостаточно, чтобы отправить человека на тот свет.
– Ну-ка скажи, как часто Судхакар назначал больным это лекарство?
– Дважды, – буркнула Габби.
– И поэтому ты решила, что я подходящий кандидат для третьего эксперимента?
Габби не могла больше сдерживаться.
– Какое ты имеешь право на меня сердиться?! – вскричала она. – Я тебя вылечила! Ты сам убедился, что после этой ночи у тебя нет мигрени. Можешь теперь отправляться к своим куртизанкам! Вперед!
– Я имею право сердиться, потому что моя жена неутомимо демонстрирует полное пренебрежение к моему здоровью. Да будет тебе известно, я получил письмо от твоего отца. Он предупредил меня, что ты, по его выражению, «вынашиваешь гнусный план», угрожающий моей жизни.
– Ты переписывался с моим отцом? – потрясенно посмотрела на него Габби.
– Он прислал мне несколько писем.
– О, даже так! – Габби была в ярости, однако попыталась подстроиться под беззаботный тон мужа. – И что же он там написал? И почему ты не упомянул об этом раньше?
– Я подумал, что он выжил из ума. То, какими эпитетами он тебя наградил…
– Могу себе представить, – презрительно скривилась она. – Но мне в голову не могло прийти, что у вас с ним столь доверительные отношения.
– Вероятно, мне следовало отнестись более серьезно к его предостережениям. – Голос Квила был что-то слишком спокойным.
Габби окончательно вышла из себя:
– Еще бы! Ты и мой отец – два сапога пара. Вы, мужчины, только и умеете хныкать, как малые дети! Ты дал себе глупую клятву не принимать лекарств и остаешься верен ей из простого упрямства. А теперь… а теперь, когда ты поправился, ты еще смеешь оскорблять меня, вместо того, чтобы сказать спасибо!
Глаза Квила сверкнули гневом.
– Пусть я глупый! Но я по крайней мере не пытался никого убить!
– Я пыталась тебя убить? – заорала Габби. – Это лекарство безвредно! Безвредно!!!
– Неужели? – прошипел Квил. – Я не думаю, чтобы ты согласилась добровольно принять какой-нибудь яд. То ли дело подмешать его кому-то другому и потом уверять, что это безобидное лекарство.
Габби так посмотрела на него, что он отшатнулся, а она спокойно открутила колпачок и молниеносным движением опрокинула содержимое пузырька себе в рот. И в ту же секунду Квил выбил у нее из рук пустой флакон.
– Слишком поздно, – проговорила она, надменно вскидывая подбородок. – Я не собиралась тебя убивать и не боюсь испытать это лекарство на себе.
Квил сделался мертвенно-бледным.
– О Боже, – застонал он. – Что ты наделала, Габби! Где Судхакар?
Она пожала плечами:
– Наверное, возвращается в Индию, – Габби прошла мимо мужа и села на край кровати, слегка растерявшись от собственного героизма.
– Эта доза, наверное, рассчитана на взрослого мужчину. Да, Габби? – дрожащим голосом спросил Квил.
– Я крупная женщина. Почти такая же, как взрослый мужчина. И вообще я с удовольствием посплю денек-другой, пока ты не успокоишься и не поймешь, что я не пыталась тебя убить. – В ее тоне больше не было вызова. Она ругала себя за то, что позволила своему упрямому характеру взять верх над разумом.
– Габби, на каком корабле отплыл Судхакар?
– Не знаю, – рассеянно ответила она. – Да он, наверное, уже в море. Не беспокойся. Судхакар сказал, что действие лекарства прекращается через сутки.
Что у нее со зрением? Перед ней был не один, а целых три Квила! Он до боли сжимал ее руки. Затем распахнул дверь и крикнул Кодсуолла. Она слышала, как он дает указания дворецкому разыскать Судхакара, если тот еще в Лондоне. Голос мужа звучал глухо, словно издалека.
Она теребила пальцами одеяло, пока все не поплыло перед глазами.
Ей показалось, что прошло несколько часов, прежде чем снова появился Квил. Когда перед ней внезапно качнулось его лицо, она отпрянула и заглотнула воздух.
– Лекарство подействовало на твое зрение, – объяснил Квил. – Помнишь, прошлой ночью я думал, что у тебя ореол?
– Ты на меня обиделся, да, Квил? – Слабый голос Габби вибрировал, словно тонкая струна. Пальцы вцепились в одеяло. Кровать накренилась, как корабль в шторм. – Я очень сожалею, что вела себя так глупо.