– Еще ячменного отвару, ваша светлость? – предложил Финчли и направился к столику, на котором стояла чашка с отваром.
Вильерс прищурился, наблюдая за своим слугой. Из Финчли вполне мог бы получиться отличный герцог под стать хозяину, и они оба это знали. Вильерс обладал внушительной внешностью, высокомерием и родословной. Финчли тоже выглядел внушительно, держался высокомерно, с аристократической элегантностью носил парики и высокие каблуки, но, увы, у него начисто отсутствовала столь необходимая в высшем обществе родословная.
Камердинер обернулся и бросил на хозяина вопросительный взгляд – только тогда Вильерс сообразил, что не ответил на его вопрос. Странное дело, черты лица Финчли вдруг сдвинулись, поплыли, и сквозь них проглянуло широкое лицо старой няни герцога, на котором ясно читалось неодобрение. Вильерс потрясенно наблюдал, как носы обоих, поколебавшись, наложились друг на друга и застыли, словно наконец обрели долгожданную пару.
– Так как насчет отвара, ваша светлость? – повторил слуга.
– Скажи, Финчли, у тебя есть родственники в Сомерсете? – не слушая его, спросил Вильерс. Носы няни и камердинера опять разошлись, и герцог, прищурив глаза, старался их вновь совместить, поскольку пребывал в уверенности, что для Финчли двух носов многовато.
– Ни одного, ваша светлость, – ответил камердинер, – а почему вы спросили?
– У тебя много общего с няней, которая была у меня в детстве, – пробормотал герцог, не желавший признавать, что общего у няни и Финчли был только нос.
Однако, как ясно видел Вильерс, его слова пришлись камердинеру не по вкусу – тот еще выше поднял подбородок, выпятил грудь и приосанился. Вылитый герцог, несмотря на двойной нос!
– Да, чуть не забыл, у няни на носу была бородавка, – добавил герцог почти мечтательно. – Но я все равно ее очень любил. Кто знает, может быть, из-за нее я так и не женился – не смог найти женщину с похожей бородавкой… Как ты думаешь, Финчли, мог я остаться в холостяках по этой причине? А если бы ты был женщиной с бородавкой на носу, я бы на тебе женился?
От изумления у Финчли отвисла челюсть, но, как подобает вышколенному слуге, он сразу взял себя в руки.
– Пожалуй, я пошлю за хирургом, ваша светлость, – сказал он.
– Да-да, пошли! – не унимался герцог, не сводя глаз с его лица. – На твоем месте я бы отрезал себе один из носов. Зачем тебе два? Да и твой собственный достаточно хорош – настоящий герцогский нос!
– Разумеется, я так и сделаю, ваша светлость, а теперь позвольте мне удалиться. – Финчли двинулся было к двери.
– Нет, еще не все, – остановил его герцог. – Принеси мне стекло.
– Как, ваша светлость?
– Стекло, вернее, небольшое зеркало. Хочу посмотреть, сколько носов у меня.
Опешивший поначалу Финчли поспешил выполнить приказ хозяина. Сунув Вильерсу в руку зеркальце, он выскочил из комнаты так, словно за ним гнались летучие мыши из преисподней. Герцог проводил его сочувственным взглядом – со своим раздвоенным носом бедняга камердинер и сам походил на нечистую силу, но не на адскую летучую мышь, а на горгулью.
А что он, Вильерс, увидит в зеркале? Неужели и у него вырос второй нос?
Помедлив в нерешительности, герцог со страхом взглянул в зеркальце – нет, к счастью, нос один, его собственный крупный нос, все остальное тоже в порядке. Но разве так должны выглядеть настоящие герцоги? Где аристократическая бледность, изящная продолговатость черт, как у породистых борзых? Где красота, которой мог похвастаться, например, Элайджа? Но он не должен думать об Элайдже! И Вильерс тотчас прогнал мысль о старом друге, как делал уже несколько лет.
В отличие от Бомона в Вильерсе не было ничего аристократического: внешне он напоминал рабочего из доков. Его красили только блестящие черные волосы, да и в тех уже пробивалась седина. Наверное, скоро он станет совсем седым… Предаваясь размышлениям, герцог и не заметил, как боль в плече утихла. Вильерса охватило ощущение блаженного покоя, и он подумал, что это хороший знак.
По крайней мере брови еще не потеряли свой естественный черный цвет. Одна женщина как-то сказала ему, что у него глаза змеи. Закрыв один глаз, Вильерс решил, что знает, что она имела в виду. Оставшийся открытым глаз был черен, как безлунная ночь – правда-правда!
Пусть у него и один нос, но как мужчина он безобразен.
Дверь распахнулась, и Вильерс увидел этого безнадежного дурака хирурга Бандерспита в сопровождении Финчли. Камердинер избавился от второго носа и выглядел уже вполне нормально, но хирург… Из его головы торчали красные перья! Это было ужасно странно.
– Ваша светлость, у вас началась лихорадка, – заявил Бандерспит, пощупав лоб герцога. Вид у хирурга был очень встревоженный. – Нам придется пустить вам кровь.
– Опоздали! – рассмеялся Вильерс. – Кровь мне уже пустили, ведь я дрался на дуэли, помните? И проиграл. Проклятие! – Он сел в постели. – Мне нужно к Бомонам, пора сделать следующий ход.
В следующее мгновение он обнаружил, что сражается с Финчли и Бандерспитом, которые пытаются удержать его в кровати.
– Какого черта вы делаете?! – взревел герцог. – Сейчас же отпустите меня!
– Господи, ваша светлость, вы снова стали самим собой? – спросил Финчли дрожащим голосом, так не похожим на его обычную величавую речь.
– Я всегда остаюсь самим собой, – быстро ответил Вильерс. – Иногда это неприятно, но у меня нет выбора.
– Мы должны начать немедленно, – сказал камердинеру Бандерспит, вытирая потный лоб.
– Что начать? – переспросил герцог.
– Кровопускание, ваша светлость, – пояснил хирург.
– Вот чертовщина! – выругался Вильерс, снова вспомнив о партии в шахматы. – Я должен сделать свой ход, свой ход, понимаете?
Он хотел встать с кровати, но камердинер буквально пригвоздил его к ложу своим телом, стараясь не задеть раненое плечо.
– Я действительно всегда относился к тебе с симпатией, Финчли, – холодно осадил его герцог. – Но ты не должен заходить слишком далеко, я вовсе не желаю делить с тобой постель.
– Что это за ход, который он так рвется сделать? – поинтересовался Бандерспит.
– Вы, конечно, слышали, что его светлость играет в шахматы с герцогиней Бомон?
– Да, играю, – подтвердил Вильерс. – Она выиграла у меня первую партию, черт побери!
– Вот он и хочет продолжить вторую партию, которую они с герцогиней только что начали, – не обращая внимания на слова хозяина, пояснил Финчли.
– Один ход в день, – продолжал Вильерс. – А третью партию будем играть в кровати с завязанными глазами. И вы, разумеется, понимаете, что уж эту партию выиграю я. – Он ухмыльнулся дородному доктору. – Если только у герцогини будут завязаны глаза.