– Нет, она вернется! – рявкнул Флетчер и дернулся назад, сбросив руку тещи, державшую его за рукав. – А теперь позвольте, мадам, ввиду вашего расстроенного состояния я велю Куинсу самому проводить вас домой.
– Не беспокойтесь, я поговорю с экономкой, – словно не слыша его, продолжала леди Флора с улыбкой, – и возьму все распоряжения по дому на себя. Вы не почувствуете ни малейшего неудобства из-за нелепой выходки моей дочери.
Она произнесла это, не моргнув глазом, словно в ее предложении заменить дочь не было ничего неподобающего. Флетчер подумал, что обеих, должно быть, роднит еще и полное равнодушие к супружескому долгу. У него было только одно желание – бежать!
– Прошу меня извинить, леди Флора, но мне нужно идти на одну очень важную встречу! – выпалил Флетч первое, что пришло в голову.
– Можете спокойно отправляться, куда вам угодно. – Почтенная леди улыбнулась зятю с любезностью тигра, поймавшего добычу. – Уверяю вас, когда вы вернетесь, в доме будет полный порядок.
Она повернулась к Куинсу и принялась визгливо выговаривать ему по поводу неправильного, на ее взгляд, ведения домашнего хозяйства, меню, горничных и простыней. Удивительно, как быстро испарялся ее светский лоск, когда она разговаривала со слугами.
– Ах да, ваша светлость, – снова заворковала леди Флора, когда лакей уже открыл перед герцогом двери. Флетчеру пришлось снова повернуться к ней. – Если встретите Пердиту, передайте ей мои наилучшие пожелания.
Флетчер поклонился. Странно, что у этой женщины прелестная белокуро-золотистая шевелюра, а не клубок извивающихся змей.
– Куинс. – подождав, пока леди Флора удалится, спросил Флетчер у дворецкого, который стоял в дверях с плащом в руках, – как звали ту древнегреческую богиню, у которой на голове были змеи вместо волос?
– Медуза, ваша милость, – ответил тот. – Она одним взглядом обращала людей в камень.
– Вот именно, – задумчиво пробормотал герцог и направился к экипажу. Поппи не может не понять, что она просто обязана вернуться домой.
1 мая
Дамский парик оказался чертовски тяжелым, однако голова под ним чесалась не больше, чем под собственным париком Финчли, а вот пройтись в кринолине с обручами камердинер Вильерса смог с большим трудом.
– Как же вы, бедняжки, в этом сидите? – сочувственно спросил он экономку миссис Феррерс.
– Господи, да на вас только небольшие боковые обручи, – ответила она, оглядывая Финчли. – Попробовали бы вы походить в кринолинах двадцатилетней давности – вот уж были неудобные! Но обручи под юбкой по крайней мере делают вашу фигуру более женственной.
Взглянув на свой плоский корсаж, Финчли фыркнул.
– Есть еще одно место, которое надо сделать более женственным, миссис Феррерс, – сказал он.
– Не лучше ли предоставить это дело одной из горничных? – предложила экономка, еще раз с сомнением оглядев его нелепую фигуру. – Например, Бетти – настоящая артистка, ей-богу.
– Нет, – покачал головой Финчли. – Герцог никогда не простит мне, если я позволю женщине увидеть его в нынешнем состоянии.
– Да, Бетти не должна лишиться работы, – обиженно поджав губы, ответила миссис Феррерс. – У нее на руках три сестры, мал мала меньше.
– Вот видите! Значит, я должен сделать все сам.
– Надеюсь, вы не рассердитесь на мое замечание, мистер Финчли, но у вас очень волосатые руки.
– Не прикрыть ли их шалью? Я пытался натянуть на себя то красное платье с длинными рукавами, но оно мне безнадежно мало.
– Что ж, для мужчины, переодетого женщиной, вы выглядите наилучшим образом. Я дам вам шаль, а грудь вы прикроете кружевной косынкой, тогда не будут заметны и черные волосы, выбивающиеся из-под корсажа.
– Может быть, их лучше сбрить?
Миссис Феррерс сделала шаг назад и окинула камердинера оценивающим взглядом.
– У его светлости страшная лихорадка, он едва в состоянии открыть глаза… – добавил Финчли для убедительности.
– А ему много и не надо. Углядит ваши ручищи и подумает, что ему привиделся кошмар.
Застонав от отчаяния, камердинер сдался на милость миссис Феррерс.
– Готово, – угрюмо произнес он через несколько минут, выполнив все ее указания.
– Шали подходящего размера не нашлось, – с этими словами экономка накинула ему на плечи кусок какой-то ткани. – Но не волнуйтесь, мистер Финчли, пасхальная скатерть из малой столовой на вас будет выглядеть ничуть не хуже. Вот теперь все действительно готово!
Даже не посмотревшись в зеркало, камердинер двинулся к двери.
– Старайтесь идти легкой походкой, мистер Финчли, – напутствовала его женщина. – Вы же не хотите растревожить его светлость своим топотом, правда? И не забудьте, что вы должны говорить высоким женским голосом и негромко.
Распахнув дверь герцогской спальни, Финчли объявил своим обычным голосом:
– Ваша светлость, герцогиня Бомон прибыла к вам с визитом, чтобы сделать свой ход в шахматной партии.
– Отлично! – воодушевился раненый. Он сбросил ночной колпак и сел в кровати. – Да здесь темно, как у волка в глотке! Как, по-твоему, мы будем играть в темноте, Финчли? Принеси лампу!
– Ах, не надо лампы, я и так все прекрасно вижу, ваша светлость, – проворковал женским голосом камердинер. Вобрав голову в плечи, чтобы казаться меньше ростом, он приблизился к кровати Вильерса. – Мы можем продолжить игру?
Герцог уставился на Финчли, тот занервничал и немного отступил назад. Но волновался он напрасно – раненый явно принял его за герцогиню Бомон, потому что сказал:
– Вы похожи на привидение, Джемма! Зачем вы завернулись в эту белую шаль? По-моему, ваш нынешний наряд вряд ли воспламенит воображение лондонских джентльменов.
Лакей подал Финчли шахматную доску.
– Я поставлю свою пешку вот сюда, ваша светлость, – прощебетал камердинер. – Делайте ход, милорд, и я отправлюсь домой.
Но герцог вдруг закрыл глаза, по-видимому, утомленный столь длительным усилием. Финчли чуть-чуть пододвинул шахматную доску поближе к нему. Раненый снова открыл глаза и стал смотреть на фигуры.
– Джемма, – проговорил он наконец, – когда вы смотрите на ладью, она не встает на задние лапы и не ластится к вам?
– Нет, никогда, ваша светлость, – тонким голоском проговорил дворецкий, обменявшись многозначительным взглядом с лакеем.
Вильерс уже потянулся к доске, как вдруг его рука замерла в нескольких сантиметрах от шахматных фигур.
– Ваша светлость? – пискнул Финчли.
Вильерс медленно-медленно повернул к нему голову и оглядел от макушки завитого парика до кринолина, чуть задержавшись на чисто выбритом подбородке и на красноватой коже над вырезом платья.