Флетч зажмурился сильнее и про себя улыбнулся – кажется, дела идут хорошо. В его душе забрезжил тоненький лучик надежды.
– Дорогая, ты не помоешь мне голову? – позвал герцог, прислоняя колени к стенкам ванны, чтобы предоставить жене полный обзор своих сокровищ. – Ты можешь надеть мою рубашку, она уже высохла.
Разумеется, Поппи не могла ответить отказом, ведь он тоже помог ей вымыть голову, поэтому она осторожно приблизилась к ванне сзади и взялась за дело. Флетч выгнул спину, наслаждаясь ее прикосновениями, и глухо застонал.
Ее руки замерли.
– Что с тобой? Тебе нехорошо?
Флетчу показалось, что жена затаила дыхание.
– Нет, что ты, мне очень хорошо, – проговорил он низко, с хрипотцой, но так, чтобы не испугать Поппи.
– Тогда продолжим, – сказала она, и с удвоенным рвением принялась тереть ему голову.
К тому времени, когда она закончила, у него возник еще один план.
– Дорогая, ты не могла бы помыть мне ноги? Я такой большой, боюсь, переверну ванну, если начну это делать сам.
Для убедительности он несильно качнул ванну, немного расплескав воду на пол.
– Осторожнее! – воскликнула Поппи. – Не хватает только, чтобы сюда опять явились здешние лакеи. Они и так думают, что мы с тобой не в своем уме!
– Тогда, если не возражаешь… – Флетч вытянул перед ней правую ногу. Он всегда гордился своими ногами, но сейчас ему хотелось, чтобы жена обратила внимание не на них, а на его главное сокровище. Зарумянившись, как пасхальный пирог, Поппи принялась тереть мочалкой его лодыжку. Флетч согнул ногу в колене, чтобы жене было легче достать до бедра.
Она продолжала украдкой рассматривать его, поэтому он сделал ей одолжение – откинул голову назад (это было очень кстати, потому что от напряжения у него уже заболела шея) и закрыл глаза.
– Спасибо, моя конфетка, – пробормотал он.
Мочалка медленно продвигалась вверх по его бедру. Флетч даже не отваживался смотреть на Поппи из-под ресниц: если бы она как-то проявила к нему интерес, то герцог не удержался бы, выскочил из ванны и набросился бы на жену. А это не входило в его планы.
Он подождал, пока она приблизится к его главному сокровищу, но не настолько, чтобы его можно было потрогать.
– Теперь, пожалуйста, другую, – попросил Флетч, убирая вымытую правую ногу и вытягивая левую.
Он ожидал мягких неторопливых прикосновений, но Поппи начала тереть его с такой скоростью и силой, что он, наверное, лишился половины волосков, покрывавших ногу. Через несколько секунд в него полетело полотенце. Что-то пошло не так, но что? Флетч не понимал.
«Наверное, все дело в сокровище», – решил он.
Проклятие! Если большинство женщин не может смотреть на мужское достоинство без тошноты (хоть Флетч никогда о таком не слышал, но кто знает?), то Поппи, возможно, неважно себя почувствовала, тем более что природа одарила Флетча в этом отношении куда щедрее, чем большинство мужчин.
«Правда, пока столь щедрый дар не принес мне особого счастья», – с горечью подумал Флетч.
– А в чем мы будем спать? – спросила Поппи. – У нас же нет ночных рубашек.
Пока герцог вытирался у камина, она забралась в постель и лежала, уставившись в стену. «Наверное, чтобы не видеть меня, – решил Флетч. – Проклятие!»
– Пойду поищу что-нибудь, – сказал он, натягивая брюки и рубашку.
Спускаясь по лестнице вниз, Флетч внушал себе, что он совсем не испытывает никакого желания. «Ну хорошо, – думал он, чувствуя безнадежность своих внушений, – даже если это не так, все равно сегодня ночью ничего не произойдет, ничего. Сегодня я – бесполое существо. Буду думать о святом Албании [17] ». Но разве святой Албаний разгуливал в таком возбужденном состоянии?
Флетч совсем упал духом, однако его буйная плоть по-прежнему не желала успокаиваться.
Ему стало немного лучше только тогда, когда они с Поппи облачились в мужские ночные сорочки, выданные хозяином гостиницы. Поначалу этот любезный человек предложил для герцогини халат Элси, но герцог отверг одеяние служанки, засомневавшись в его чистоте, а вот две постиранные и выглаженные ночные сорочки лакеев его вполне удовлетворили.
Постепенно Флетчу стало казаться, что справиться с бушевавшим внутри его демоном не так уж трудно. Отведав присланного хозяином ужина, Поппи разговорилась и посвятила мужа в свои идеи относительно опоссума и его странного большого пальца. Флетчер же рассказал ей о речи, которую написал, пока ждал ее в музее, и Поппи это так понравилось, что ему даже пришлось встать и произнести свою речь перед ней, причем для этого не понадобилось заглядывать в подготовленные записки. Должно быть, это было забавное зрелище – Флетч ораторствовал, расхаживая взад и вперед перед камином, и подол ночной сорочки с чужого плеча бил его по коленям.
Сначала Поппи хихикала, но вскоре посерьезнела и начала слушать – Флетч отчетливо видел, когда это произошло. Заметив, что ее внимание стало ослабевать, он опустил два абзаца в своем мысленном конспекте и сразу перешел к заключению.
Когда он закончил, Поппи захлопала в ладоши. Светясь от гордости, Флетч расплылся в улыбке.
– В палате не будет ни одного лорда, который не согласится с тобой! – вскликнула она. – Замечательная речь!
– Это все благодаря совету Бомона. Он считает, что нужно обязательно включать в свои выступления какую-нибудь реальную историю, а не ограничиваться одними аргументами и анализом.
Он осекся, увидев, что Поппи хихикнула.
– Что такое? – удивленно спросил Флетч.
– Это… твой орган, – снова хихикнула она и смущенно прикрыла рот рукой. – Когда ты не прячешь его под брюками, он выглядит очень странно. Прости, Флетч, но я… – И она, не в силах больше сдерживаться, расхохоталась.
Флетч глянул вниз – подол этой проклятой ночной сорочки победно оттопыривался. Однако ничего иного ждать и не приходилось – вся в восхитительных завитушках золотых волос, Поппи была самой соблазнительной, самой прелестной и желанной женщиной на свете.
Флетч вздохнул.
– Увы, это проклятие для нас, мужчин, – сказал он.
– Я знаю, – опомнилась Поппи. – Мне не стоило смеяться. Ты же не смеешься над моей грудью, правда?
– Никогда, – совершенно искренне ответил он.
– Но женская грудь тоже весьма странная часть тела. Я хочу сказать, если у меня будут дети, то из груди пойдет молоко… И еще она довольно непослушна – прыгает, иногда даже вываливается из платья.
– Да, странная, очень странная часть тела, – проговорил Флетч. Поскольку он не мог придумать, что еще сказать, не прибегая к непосредственному контакту с этой частью тела жены, то предложил отойти ко сну.