Бросив на Беату косой взгляд, Стивен подумал, что, если он не ошибается, его тактика наконец сработала: она буквально сгорала от ревности.
— — А вы любите шутить? — поинтересовался он.
Очевидно, ей нужно принять участие в конкурсе непристойных шуток, чтобы удостоиться великой чести стать еще одной женщиной в жизни мистера Фэрфакса-Лейси, но Беата вовсе не собиралась снисходить до столь унизительного поступка.
— В моем запасе есть несколько, — созналась она вопреки своим лучшим намерениям. — Вам известна баллада, которая начинается так: «Он пролежал в постели как чурбан год или два, не давая мне ничего хорошего и ничего не делая сам»? Там всего несколько строчек.
Стивен рассмеялся:
— Вероятно, мужчинам не нравится повторять эту балладу в своем кругу.
— Ничего не могу сказать про мужчин, а вот я подумываю, не вернуться ли мне в Лондон, мистер Фэрфакс-Лейси, — изрекла Беата, сама удивляясь своему спонтанному решению. — Мне нужно нанести визит портному — как-никак мой любимый наряд сжевала эта невежливая скотина.
Козел неодобрительно скосил на нее глаза.
— Во-от как, — протянул Стивен. — Так вы действительно решили не ухаживать за мной?
— Сколько раз можно спрашивать одно и то же? — не сдержалась Беата, бросая на него взгляд из-под ресниц. Странно, но теперь у него был весьма встревоженный вид.
— Может показаться, что мой главный порок — заносчивость, — произнес Стивен. — Хотя до последнего времени я об этом даже не подозревал. Я искренне извиняюсь, если ошибочно принял за правду ваш интерес ко мне, когда мы играли вместе в бильярд.
При чем здесь его ошибка? И разве она должна ухаживать за ним? Почему он сам не пытается соблазнить ее?
И тут ей отчаянно захотелось его поцеловать. Вернее, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее, и, похоже, такой шанс у нее еще имелся, пока Эсме не утащила его за собой. К несчастью, Беата никак не могла заставить себя послать ему хотя бы один из своих обольстительных взглядов из-за окончательно парализовавшего ее смущения.
Они, наверное, так и стояли бы перед жующим козлом вечно, если бы Беата неожиданно не услышала свой голос.
— Я подумаю на эту тему, — кое-как пролепетала она.
— Что-то я не совсем понял, что вы сказали…
— Ну, то есть я сегодня решу, стоит вас добиваться или нет, — с трудом выдавила она.
— Вот и отлично.
Каков наглец! Фэрфакс-Лейси вел себя так, словно они обсуждали поездку на пикник. Беата не могла придумать, что еще они могли сказать другу друг, поэтому быстро распрощалась и, ткнув зонтиком в камень, имевший несчастье оказаться на ее пути, направилась к дому.
Сегодня она час потратит на купание, два — на одевание и все остальное время — на макияж. Так или иначе, она все равно соблазнит этого мужчину. Бог видит, соблазнит, если, конечно, он вообще поддается соблазну.
Эсме неподвижно смотрела в окно гостиной на поздний весенний снег. В хлопьях белых снежинок желтые крокусы, что росли у дома, выглядели бледными и заброшенными. А может, это ей только казалось, оттого что ее саму бросили? Или бросила она? Вот уж правда, теперь сам черт не разберет!
Комедия ошибок, составившая сюжет этого собрания аристократов в загородном доме, невольно будоражила ее воображение. В глазах всех она и мистер Фэрфакс-Лейси собирались пожениться, но точно так же все знали, что Хелен крутит роман все с тем же мистером Фэрфаксом-Лейси, хотя мужа Хелен это, похоже, ничуть не взволновало. На следующее утро граф собирался уезжать, и, насколько Эсме могла судить, он с удовольствием ругал Хелен по поводу переложения Бетховена и не обращал никакого внимания на Фэрфакса-Лейси, щедро осыпавшего его жену комплиментами.
Сегодня боль в пояснице донимала Эсме пуще прежнего, так что она едва могла стоять, и поэтому даже не оглянулась, когда дверь за ее спиной отворилась.
— Привет, — только и сказала она, в очередной раз удивляясь тому, как тонко настраивался ее слух на звук его шагов, которые она различала среди шумов, производимых еще двумя дюжинами людей, обитавших в доме.
Себастьян остановился за ее спиной и, ни слова не говоря, прижал пальцы к чувствительным точкам на болевшей пояснице, отчего боль сразу же отступила.
— Не шевелись, — ласково произнес он. — Скажи только, как там поживает наш малыш?
— Я получила письмо от матери, — негромко сказала Эсме и, обернувшись, встретилась с ним взглядом. — Фанни обещает, что приедет погостить. Как это мне ни противно, но я вынуждена выразить маркизе Боннингтон благодарность — ведь это все ее работа. Себастьян прищурился. Неужели Эсме не понимает, зачем его матери понадобилось совершать этот акт благотворительности?
— Моя мать сделала это не из добросердечных побуждений, — уверенно произнес он.
— Да знаю я, знаю. — На ее лице появилась улыбка. — И все равно я рада, что мама приедет…
— Чтобы убедиться в одном: что ты действительно выходишь замуж за мистера Фэрфакса-Лейси. А если ты снова ее разочаруешь, она отшвырнет тебя, словно горячую картофелину.
— Что ж, возможно, я ее не разочарую, — заметила Эсме ледяным тоном.
Себастьян фыркнул:
— Твоя мать относится к числу женщин, которые найдут к чему придраться, даже если ты станешь монашкой.
— Но я хочу быть благопристойной и буду такой, — упрямо сказала Эсме. На этот раз ее душа не лежала к спору, и к тому же у нее слишком сильно болела спина.
— Ты только притворяешься, что не любишь меня. Какая же ты лицемерка, Эсме. Но знай, ты совершаешь страшную ошибку.
— Просто я плохо себя чувствую, — пролепетала Эсме. Она сказала это не только потому, что не желала думать об оскорбительном комментарии Себастьяна; от нестерпимой боли в спине ей казалось, что она слышит его голос сквозь туман или вату. — Думаю, мне лучше пойти к себе.
В этот момент дверь открылась, и в комнату ввалилась толпа веселых, шумных гостей дома.
Взглянув на Эсме, леди Боннингтон громко объявила:
— Я склонна думать, что леди Ролингс готовится произвести ребенка на свет прямо сейчас!
Арабеллу охватила легкая паника.
— Ну так скажи скорее бедной девочке, что ей делать!
— Не прикидывайся большей идиоткой, чем тебя сделала природа! — прикрикнула леди Боннингтон. — В первую очередь ей нужно удалиться к себе в комнату.
В следующую секунду Себастьян оттеснил Арабеллу в сторону.
— Ступай наверх, — приказал он голосом, каким мог говорить лишь очень близкий человек. Прежде чем Эсме успела возразить, он поднял ее на руки и направился к лестнице, всем своим видом демонстрируя, что отлично знает, куда идти.