Софи с тревогой посмотрела на Патрика. Такой поворот в разговоре его, очевидно, сбил с толку.
Ладно. Игра окончена, и потому можно не таиться. Она перешла на валлийский и тепло попрощалась с Джоном и его матерью. А затем с милой улыбкой повернулась к мужу:
— Будем возвращаться на «Ларк»? — Ее сердце колотилось. Он рассердился? Кажется, нет. Выглядит слегка озадаченным.
— Ты свободно говоришь по-валлийски, — сказал Патрик, как только они вышли в коридор. — Выходит, твоя мама француженка из Уэльса? Ничего себе комбинация.
— Мама тут ни при чем, — ответила Софи. — Просто одно время у нас работала прачка родом из Уэльса.
— Прачка! — удивился Патрик.
— Да, прачка, — подтвердила Софи. — Ее звали Мэри. Поскольку гувернантки в этот период у меня не было — матушка их время от времени увольняла, — то я в основном общалась со слугами. Вот так как-то незаметно получилось, что Мэри обучила меня говорить по-валлийски.
— А почему увольняли гувернанток? Ты не могла с ними поладить?
Софи коротко рассмеялась:
— Нет. Нет, я была очень послушным ребенком. Их увольняли из-за отца.
— Понимаю. — Патрик протянул Софи ее муфту.
Генри, который роль личного адъютанта воспринял со всей серьезностью, уже сопровождал Симону и Флоре вниз по извилистой лестнице к причалу. Солнце уже стояло высоко над головой. В небе парили два ястреба, делая круги над покосившимися трубами монастыря.
— Посмотри, ястребы, — воскликнула Софи, пытаясь сменить тему. — Моя няня обычно говорила, что ястребы смахивают с неба паутину.
— Значит, у тебя была еще няня, — задумчиво проговорил Патрик. — И ты все равно общалась с прачкой.
— Няня вышла замуж за брата Мэри, — объяснила Софи. — Именно поэтому она и появилась в нашем доме. Отец признавал только служанок-француженок.
Патрик усмехнулся. Забавное детство было у жены.
— Значит, все служанки у вас были француженки, включая гувернанток, которых твой отец, как я понимаю, обхаживал.
— Обхаживал — не то слово, — сказала Софи. — Обычно он брал их наскоком. — Она помолчала. — Это сильно огорчало маму.
— И она их увольняла?
— Да, — призналась Софи. — Но бывали и исключения. Не со всеми у папы получалось гладко. Например, мадемуазель Деррида. У нее была необыкновенно пышная грудь. Она пробыла у нас довольно долго.
— И что же?
— Папа делал вокруг нее заходы, но все напрасно. Тогда он временно прекратил попытки, видимо, нашел кого-то на стороне. Вообще-то мадемуазель Деррида была единственной молодой женщиной в нашем доме. Остальные служанки были пожилыми и крайне непривлекательными. Это уже maman постаралась.
— И чем же все кончилось? — спросил заинтригованный Патрик.
— Кончилось очень печально. Папа попытался прижать мадемуазель в голубой гостиной, и она ударила его по голове графином с бренди. — Заметив, что Патрик поморщился, Софи поспешила добавить: — Она не виновата. Графин ей просто подвернулся под руку. И вот впервые гувернантку уволила не мама, а папа. Больше недели он ходил с подбитым глазом и перевязанной головой, а мама, мне кажется, была в это время по-настоящему счастлива. Я тоже, но по другой причине. Не было никаких уроков. После того как мадемуазель Деррида ушла, меня и отправили в «Челтем ледис скул». Я думаю, мама отчаялась найти подходящую гувернантку.
Патрик мрачно улыбнулся. Теперь становится понятнее ход ее рассуждений. Она думает, что стоит ей отвернуться, как он тут же помчится на Пиккадилли покупать любовницам белье. Неудивительно. Жизнь с таким папашей ее многому научила.
Сегодня шлюпка домчала их до корабля гораздо быстрее, чем вчера. Симона, кажется, чувствовала себя прекрасно и поднялась на борт по веревочной лестнице без приключений.
Генри пристроили под начало опытного матроса, Софи удалилась в каюту, а Патрик отправился с капитаном Хиббертом. Шторм не вызвал на «Ларке» никаких видимых повреждений, и они решили без промедления обогнуть мыс в направлении порта Милфорд-Хейвен.
Сам не понимая почему, Патрик не торопился в каюту к Софи, как это уже было у них заведено. Он послал записку, сообщив, что пообедает наверху, что тоже было против установившихся правил.
Только стоя за рулем, когда корабль огибал мыс, Патрик разобрался в истоках своего раздражения. «Черт возьми, сможет ли она меня когда-нибудь полюбить, если уверена, что все мужчины похожи на ее отца? То, что я той самой породы, то есть ловелас, Софи, кажется, приняла как данность». Сердце у Патрика упало. И действительно, кто же, как не заправский повеса, может соблазнить девушку в ее собственной спальне? Кто может увести ее у своего школьного приятеля? Только ловелас.
Внизу в каюте Софи тоже вела упорную борьбу с отчаянием. Мать права, мужчинам не нравится, когда жена синий чулок. Патрик весь день не спускается вниз, такого прежде не случалось. Значит, недоволен. «И оказывается, он больший сноб, чем я думала. Как вскинулся, узнав, что в детстве я проводила время с прачкой, не говоря уже о знании валлийского».
Софи в сердцах открыла иллюминатор и швырнула в море свой драгоценный учебник турецкого языка. «Патрик не должен знать, что я говорю на семи языках. Ни в коем случае».
К вечеру тоска Софи стала нестерпимой. Хуже всего было то, что ей очень хотелось, чтобы Патрик узнал о ее способностях к языкам. По правде говоря, продемонстрировать ему свое знание валлийского доставило ей огромное удовольствие. «Я гордячка, — думала Софи, — а гордыня, как известно, до добра не доведет».
Она безжалостно выпалывала слабенькие всходы разочарования. Патрик ее муж. И ничего удивительного нет в том, что он такой же мужчина, как и все остальные. Поэтому не надо ждать от него какого-то особенного понимания. Пример родителей наглядно показывал, к чему можно прийти, если дать разрастись разочарованию.
«Нравится или не нравится мне что-то в муже, все равно я должна принять его таким, какой он есть. А обо всем неприятном постараться забыть. Включая любовниц, а также его отношение к моему знанию иностранных языков».
Патрик возник в дверях каюты только к ужину. Ему было очень неуютно и как-то стыдно за свое поведение. «Ларк» благополучно стал на якорь. То есть завтра можно будет начать инспектирование строительства береговых укреплений. Он уже успел увидеть, что они построены едва ли наполовину. День вроде прошел нормально, но… Софи так и не вышла из каюты.
Он долго стоял у руля, а кроме того, учил Генри завязывать морские узлы (парень схватывал все буквально на лету), заполнял с капитаном бортовой журнал и с надеждой посматривал в сторону трапа, ожидая появления Софи. Но она не появилась. И он скучал. Скучал без нее.
Это было новое, незнакомое ощущение. Никто из членов команды даже бровью не повел, когда хозяин наконец не выдержал и ринулся по трапу вниз. Капитан Хибберт строго всех предупредил не замечать ничего, не относящегося к делу.