– В этом высказывании, пожалуй, есть слабый оттенок поэзии.
– Пытаюсь произвести на тебя впечатление, – честно признался Рейф. – Мне следовало бы больше внимания уделять книгам. Возможно, тогда мы с тобой могли бы побеседовать на философские темы.
– Я предпочел бы поговорить о женщинах, – сказал Гейб, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
Брови Рейфа поползли вверх.
– Этот предмет я знаю едва ли чуть лучше, чем античных философов.
– У меня приглашение на следующую ночь.
Сердце Рейфа так стремительно покатилось вниз, что он подумал, не видно ли это снаружи. Но ему понадобилась всего секунда, чтобы взять себя в руки. Он будто вышел из собственного тела и слышал свой до странности спокойный голос:
– Я полагаю, это приглашение поступило от моей подопечной? Как бы я ни осуждал ее поведение, я почти уверен, что инициатива исходила от Имоджин, а не от тебя.
– Нет, от меня, – сказал Гейб. – Но только после того, как она пригласила меня в библиотеку помочь ей выбрать книгу, – добавил он.
Теперь лед в венах Рейфа сменила ярость.
– Имоджин – на редкость своевольная женщина. Чему же тут удивляться?
Гейб взмахнул рукой.
– У меня нет желания встречаться завтра вечером с твоей подопечной.
– Ну, об этом вы должны договориться между собой, – сказал Рейф деревянным голосом, но не смог совладать с собой и тут же добавил: – Обращаю твое внимание, Гейб, на тот факт, что Имоджин недавно овдовела. Она еще в отчаянии.
Гейб кивнул:
– Меня удивляет, что в прошлом она испытала разочарование, когда ее отвергли.
– Лорд Мейн, – сказал Рейф. – Он понял, что на самом деле она вовсе не хочет скандала, на который напрашивается.
В его голосе прозвучала замаскированная ярость, и от этого волосы на затылке Гейба встали дыбом. И это убедило его в том, о чем ему уже сказал инстинкт. Он должен разыграть эту карту правильно.
– Мы договорились переодетыми отправиться на концерт в Силчестер завтрашней ночью. Замаскироваться так, чтобы нас не узнали. Похоже, она считает, что ты бы предпочел, чтобы при ней была дуэнья.
– Предпочел бы, – мрачно согласился Рейф.
– Но ведь она все же вдова и может делать что и как хочет. Разве не так?
Глаза Рейфа стали ледяными.
– Нет, она на моем попечении, и будь уверен, что я блюду ее интересы. – Гейб открыл было рот, но Рейф предостерегающе поднял руку. – Возможно, я не смогу ее защитить от нежелательных приглашений и всего такого. – Он подался вперед. – Но я должен быть совершенно уверен, что тот, кто вздумает с ней поиграть в любовь, окажется связан обязательствами.
Наступил момент абсолютной, но пульсирующей напряжением тишины.
– Я не заблуждаюсь на сей счет, – сказал Гейб. – Я не хочу жениться на леди Мейтленд.
– Тогда, – сказал Рейф, откидываясь на спинку кресла и произнося слова очень тихо, – ты должен пересмотреть вопрос о встрече с ней завтра вечером.
– Мне кажется, леди Мейтленд будет разочарована, если я заберу назад свое приглашение.
– Возможно, это заставит ее пересмотреть свои взгляды и отказаться от мысли стать вульгарной вертихвосткой.
– Леди Мейтленд не вертихвостка, – сказал Гейб. Потом добавил: – Мне следовало это знать.
– Ты намекаешь на то, что этот ярлык приклеили твоей матери? – сказал Рейф. – Но я и в мыслях не имел ничего подобного. Совсем недавно наш семейный поверенный повторил твои слова о том, что мой отец был глубоко привязан к твоей матери.
– Я только говорю, что леди Мейтленд обратилась ко мне единственно потому, что хочет перестать оплакивать мужа.
– И потому, что она желает тебя, – сказал Рейф с кривой, вымученной улыбкой.
– Ты же хорошо понимаешь, что нет никакого резона действовать под влиянием одних только скороспелых чувств.
– А я тебя уверяю, что если бы я начал пенять Имоджин на ее поведение, это никак не повлияло бы на ее решимость соблазнить тебя, – сказал Рейф. – Черт возьми!
– Да, – согласился его брат, и в его глазах заплясали смешинки.
– Не смотри на меня так. Я вовсе не чувствую, что мое сердце разбито.
– Оно чуть-чуть затронуто, – сказал Гейб после минутного размышления.
– Даже и этого нет.
– Ты просто одержим собственной застенчивостью и нерешительностью, – сказал Гейб, вдруг осознав, что наслаждается ролью младшего брата. Рейф свирепо сдвинул брови. – Ты должен поехать с ней вместо меня.
– Что?
– Завтра вечером. Наклеишь усы, наденешь плащ, и все.
– Не будь ослом!
– Ты предпочитаешь, чтобы она испытала унижение, потому что я ее отвергнул? Я не хочу ее оттолкнуть, я…
– Ты что? – спросил Рейф свирепо.
– Не интересуюсь ею.
– Чепуха. На свете нет человека, который остался бы равнодушен к Имоджин.
– Я не хочу на ней жениться.
Глаза Рейфа заметно потемнели. Гейб встал.
– Пусть твой экипаж стоит у ворот фруктового сада завтра в девять вечера.
– Я не поеду.
Гейб задержался у двери.
– Если ты не поедешь, – сказал он мягко, – Имоджин будет ждать меня. Думаю, она почувствует себя униженной, если я не явлюсь. А ты, полагаю, сможешь ее утешить.
Рейф только пристально смотрел на него прищуренными и холодными глазами. Он вспоминал ветхозаветную историю о Каине и Авеле и думал о том, какой смысл в ней заключен.
– О! – сказал Гейб, и рука его скользнула в карман. – Я забыл это.
Длинные черные усы пролетели по воздуху и приземлились на постели Рейфа, как пустая мышиная шкурка.
– Только на случай, если ты решишь избавить свою подопечную от унижения. В девять вечера у ворот фруктового сада. Ты отвезешь ее в Силчестер послушать певицу из Лондона. Кажется, ее зовут Кристабель.
– Кристабель? – повторил Рейф. – Ты уверен?
Гейб пожал плечами:
– Я видел какую-то афишу, прибитую к дереву. У этой женщины, похоже, голос, как у драной кошки.
– Ты профессор теологии и обещал моей подопечной отвезти ее на концерт Кристабель?
– Имоджин не дитя, – сказал Гейб, открывая дверь. – Если ты позволишь себе увидеть в ней женщину, а не ребенка, способного возиться лишь с игрушками, она и в самом деле может тебя удивить.
Дверь за ним бесшумно затворилась.
Джиллиан Питен-Адамс сидела в библиотеке уже два часа, старательно копируя тексты ролей из пьесы «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер». В настоящий момент она переписывала роль миссис Ловейт, чтобы отправить ее мисс Лоретте Хоз. Пока Джиллиан писала, она старалась запомнить роль. Распорядитель сцены в театральном действе должен знать все роли лучше, чем кто-либо другой.