— Найк, все дело в том, что я даже не пыталась ее подкупить. Да и нет у меня ничего особо ценного. Хотя тут все дело вовсе не в ценностях, а в отношении. Я вижу в ней в первую очередь человека, доброго и отзывчивого на чужую беду, а вы — кухарку с независимым характером и мерзким прозвищем, которую можно только купить.
— И на чью беду она отозвалась, — едко спросил лекарь, садясь рядом с Найком, — на твою?
— Эндерад, а тебе я вообще не хочу ничего говорить, чего зря слова тратить. Ты ведь не меня видишь и слышишь, а лишь то, что хочешь увидеть и услышать. И, как я понимаю, давно подписал приговор. И не только мне, а и всем остальным женщинам всех миров, которые тебя никогда даже не видели и не увидят. Но не все женщины одинаковы. Я вчера вечером принесла из белого мира двух малышей, девчушке всего шесть лун. Ее мать отдала дитя мальчишке сироте и осталась ждать жрецов, чтобы они не пошли по следу. И она тоже женщина… была.
— Когда принесла? — вытаращился Найкарт.
— Вчера после заката, — хмуро пояснил Терезис, — оба малыша одаренные. Они шли в избушку к Хенне, но опоздали, мальчишка заметил засаду на дороге и обходил по бурелому. Когда пришел, там были только головешки — сторожку чистильщики сожгли.
— А как же тогда ты попала? — непонимающе переводил взгляд с одного на другого воин, сам не зная, что невольно добавляет мне еще один пазлик в картинку.
Значит, воины в курсе всех тонкостей перехода. Ну так подбросим им новую загадку, не все же мне одной мучиться.
— И сама все время гадаю. Вдруг потянуло именно туда. Я ведь и первый раз пришла не туда, куда нужно, вот на Шарта почему-то вышла, хотя мне показали сторожку. Зато потом в свою башню вернуться никак не могла, даже запаниковала. Вовремя вспомнила, что есть два места — ваш дворец и замок Жантурио. Немного посомневалась, представила, откуда меня точно не выпустят, и пошла в замок, — печально проговорила я.
Ну и что вы так пригорюнились, мои каратели? Не понравилось? Так кому же понравится, когда про него думают намного хуже, чем он есть на самом деле?
— Ладно, мне пора, — берясь за вазу с так и нетронутым салатом, вздохнула я, вдосталь побаловав себя видом угрюмых рож повелителей.
Напарник от их компании как-то незаметно откололся, и правильно сделал, на мой взгляд. Несмотря на то что все молоко в конце концов стекло на него и он до сих пор пахнет, как младенец, защищала-то я именно его!
И уже вовсе не сержусь за участие в маленьком демарше. Что поделаешь, мужская солидарность — страшная сила.
— Ты же это мне принесла, — вспомнил Найк, отбирая вазу. Схватил ложку и решительно сунул в рот первую порцию: — У-у, вкусно!
— Очень, — подтвердил Терезис и мстительно похвастался: — Она мне каждое утро такой делает… как напарнику.
— Вот ведь врешь, — притворно обиделась я, — не только утром! Еще и вечером иногда.
— Ну, мы пошли, — полюбовавшись, как воин яростно уничтожает салат, поднялся с места Тер и потянул меня за собой. — Передавайте привет Кантилару.
— Эндерад передаст, — невозмутимо сообщил Найкарт, — я остаюсь. Завтра пройду ритуал напарника. Мне тоже хочется каждое утро получать свою порцию салата.
— Но ты не можешь ослушаться повелителя. Он будет очень недоволен, — проскрипел лекарь. — Приказал обязательно тебя привезти, хочет убедиться, что ты цел и невредим. И… твоя мать волнуется.
Не знаю, что дернуло меня за язык — желание немножко поддержать сникшего Найка или просто захотелось взглянуть на его мать, но я посмотрела на солнце, прикинула время и место и предложила:
— А хотите, я вас сейчас туда отведу? Через пару минут будем на месте. Только сначала поклянитесь, что не будете меня хватать и запирать.
— Таресса! — возмущенно взвыл напарник, посмотрел на загоревшиеся надеждой глазки Найка и обреченно предупредил: — Только я с тобой!
— Само собой, — кротко согласилась я, — разве я против?
— Прямо отсюда? — засомневался Эндерад, окидывая меня подозрительным взглядом.
— Конечно, — ответила я кротко и мстительно добавила: — Лишь еду соберу, а то у вас там мода девушек голодом морить.
— Таресса! — отчаянно взвыл Найкарт. — Я же тогда не знал, что тебе не давали еды. Это Низа подсуетилась. Она хотела помочь…
— Ты хоть понимаешь, что говоришь страшные вещи? — вздохнула я, начиная жалеть, что влезла со своим предложением.
— Начинаю понимать.
Посмотрев на его виноватое лицо, я решила не отменять поход и отставила корзинку.
— Тогда уходим.
Терезис подхватил меня под руку, а второй ухватил за пояс лекаря, прижавшего к себе еще нетвердо стоящего на ногах Найка.
А в следующий миг мы оказались в сауне.
Очень неудачно устроенной сауне.
Сухой, горячий ветер гнал по барханам зыбкие струйки песка; мираж переливался вдали обманчивым блеском окруженного пальмами озера; немилосердное солнце мгновенно нагрело серебро шпилек в волосах до такой степени, что они начали жечь кожу.
И вдобавок меня немилосердно тошнило. Черт, черт, как я забыла, что эрги не разрешали кушать перед переходами?
— Таресса, — осторожно спросил Тер, — что с тобой?
— Пирог съела… дура, — всхлипнула я. — И шпильки обжигают.
— Чувствую, — буркнул напарник, сорвал с себя куртку и обмотал ею мою голову.
А потом крепко прижал меня лицом к груди и строго скомандовал:
— Дер, держись. Таресса! Соберись и выводи.
Но я, не видя ослепительного света солнца, уже представила тот сад, грушевое дерево, кудрявую травку…
— Гархи немытые, — облегченно скрежетнул зубами Эндерад, — да чтоб я еще раз согласился…
— Зато быстро, — едко хмыкнул напарник, разматывая куртку.
— Таресса? — Найк, похоже, был какое-то время в отключке. — Где это мы были?
— Там, где нас теперь нет, — хмуро пошутила я и села прямо на траву. Тошнота стала меньше, но еще не прошла совсем.
И только теперь заметила, что вокруг нас стоит толпа совершенно ошарашенных детишек, женщин и девчонок-подростков. И все озадаченно молчат.
— Как она додумалась прийти в сад? — Лекарь уже забросил руку Найка за плечо и вел его в сторону дворца. — Терезис, а тебе приглашение нужно? Бери ее на руки и неси! И так детей напугали.
— Не похожи они на пугливых, — буркнула я, рассматривая любознательные мордашки светловолосых детишек, их одежду и начиная понимать, как тоскуют тут женщины по родному миру.
С любовью и выдумкой сшитые платьица, рубашечки, фартучки — все можно было хоть сейчас сдавать в музей народного творчества. А на скамейках и легких креслах, расставленных в тени деревьев, корзинки и шкатулки с кусками ткани, нитками, бусинками… Так вот какая судьба ждала и меня — из года в год сидеть тут и вышивать рубашечки, платьица, подушки…