Я вздохнул.
— Завтра же все починю, — пообещал я.
— Так я не столько сержусь, сколько удивляюсь, Гарри. Вы ведь, в общем-то, славный молодой человек, Гарри. — Она подслеповато покосилась на Молли, Сьюзен и Мартина. — Ну, как правило. И вы почините все быстро, потому что погода-то плохая.
Я одарил ее полной — как я надеялся — осознания вины улыбкой.
— Я починю дверь, мэм.
— Вот и хорошо, — кивнула она. — Не сомневалась. Я загляну к вам на днях, проверю.
Из темноты возник Мыш; он почти не задыхался после пробежки наперегонки с Жучком. Первым же делом он подошел к миссис Спанкелкриф, сел и протянул ей правую лапу. Роста миссис Спанкелкриф такого маленького, что ей почти не пришлось наклоняться, чтобы обменяться с ним рукопожатием. Она улыбнулась ему и дружески потрепала по загривку.
— По тому, как человек обращается со своей собакой, можно многое сказать о нем самом, — заметила она.
Мыш подошел ко мне, блаженно вздохнул и привалился боком к моему бедру, едва не сбив с ног.
Миссис Спанкелкриф удовлетворенно кивнула и уже повернулась, чтобы идти, но в последний момент застыла, словно припомнив что-то, а потом снова обернулась ко мне, порылась в кармане и достала из него белый конверт.
— Чуть не забыла. Это лежало у вас перед входом, Гарри.
Я с вежливым кивком взял конверт.
— Спасибо, мэм.
— Не за что. — Она поежилась и плотнее закуталась в шаль. — Куда только мир катится… вон, уже двери людям выносят.
Я покосился на Молли — та кивнула и подхватила миссис Спанкелкриф под руку.
— Да благословит тебя Бог, детка, — вздохнула моя домовладелица. — Что-то подустала я, даже с тростью.
Молли повела ее к главному входу в дом. Мыш немедленно спустился к моей двери, внимательно повел носом и, повернувшись ко мне, вильнул хвостом. Значит, никаких сюрпризов внутри меня не ожидало. Я зашел, взмахом руки и заклинанием зажег свечи и камин, после чего вскрыл конверт.
Внутри обнаружился сложенный вчетверо листок бумаги и еще один конверт, поменьше, на котором торопливым почерком Люччо было написано: «ПРОЧТИ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ». Я так и сделал.
Если ты получил это письмо, значит, кто-то лишил меня возможности связаться с тобой. Тебе придется исходить из того, что меня вывели из игры.
Податель этого письма — Страж, которому я доверяю более всего из размещенных в Эдинбурге. Я не знаю пока, каким образом меня нейтрализуют, но ты можешь всецело доверять его рассказу, и суждения его о ситуации тоже представляются мне взвешенными.
Удачи тебе, Гарри.
А.
С минуту я тупо смотрел на письмо, потом медленно, очень медленно развернул второй листок. Этот был исписан печатными буквами, такими аккуратными, что они походили более на типографский шрифт:
Превед, Дрезден.
Люччо прел, чтоб я доставил эту записку вам, если с ней что-то случится. Понятие не имею, что она вам там написала, но сообщу все, что знаю сам.
Боюсь, новости вам не понравятся. В Совете все, похоже, совсем рехнулись.
После того вашего появления на бенефисе у Кристоса, произошло изрядно всякого, поганого. Нескольких молодых Стражей поймали за обсуждением, не зарубить ли им графиню, пока она в Эдинбурге, ради продолжения войны — по их рассуждениям, вампиры не запросили бы мира, если бы могли еще драться. По личному распоряжению Кристоса их арестовали и посадили под замок старшие члены Совета (и среди них ни одного Стража, заметьте). С целью, как было сказано, «Предотвращения Дестабилизации Дипломатического Урегулирования».
О случившемся стало известно Рамиресу. Полагаю, вы и сами можете представить себе, что в реакции этого знойного мачо страсти преобладали над разумом. Он с компанией друзей, из которых только мыслить здраво умел лишь один, вломились в то крыло, где держали взаперти Стражей — разумеется, там их всех и повязали (за исключением, само собой, умника).
Здесь у нас царит полный трындец. Из всего Высшего Совета невозможно найти никого кроме Кристоса, а тот из кожи вон лезет, Спасая Нас от Нас Самих путем подлизывания к графине Арианне. С командованием Корпуса Стражей вообще жопа: Люччо отправилась к Кристосу требовать освобождения своих людей и до сих пор не объявилась обратно; местонахождение сорока процентов нашего командного состава также неизвестно.
Она просила, чтобы я передал вам, Дрезден: ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь в Эдинбург до конца этой заварухи. Если с вами, конечно, ничего к этому времени не случится.
Еще она просила передать, что вы Вольны Действовать по Обстоятельствам.
Буду сообщать вам по возможности обстановку, если я сам не Исчезну.
Стид.
P.S. — А чё, могу выделять заглавными буквами все, что захочу. Язык английский, я англичанин… мой язык, чего хочу, то и делаю, провинциальный неуч.
Я перечитал письмо еще раз, медленнее. Потом сел на приступку у камина и постарался взять себя в руки.
«Стид» — прозвище, которое я присвоил Стражу Чандлеру, служившему в охране эдинбургского центра. Подумать, так он вечно встречался мне в непосредственном окружении Анастасии — то стоящим в одиночку на посту, для которого обыкновенно требовалось с полдюжины его коллег, то заваривавшим чай для друзей и командира.
Тот разговор, когда я присвоил ему эту кличку (за пижонский наряд, шляпу-котелок и зонтик… впрочем, кто их, англичан, знает: может, зонтик у них и в порядке вещей) проходил без свидетелей, так что подпись удостоверяла личность писавшего лучше печати. Да и жаргонные словечки тоже были ему свойственны. К тому же я хорошо знал почерк Анастасии — ну, и в довершение всего от листка исходил легкий, но все же уловимый аромат ее любимых духов.
В общем, с учетом обстоятельств письмо представлялось весьма и весьма достоверным.
Из чего следовало, что мы оказались в глубокой заднице.
Своей грозной репутацией Белый Совет был обязан не только способности нанести удар врагу, но и своей экономической мощи. Впрочем, наверное, не требуется гениальных способностей для того, чтобы разбогатеть за несколько сотен лет деловой активности. У Белого Совета имелась целая бригада воинов-экономистов, непрерывно изыскивавших способы защитить вложения Совета от враждебных интересов конкурирующих рас-долгожителей вроде вампиров. Одни такие деньги сами по себе способны купить влияние, и немалое. Ну и, конечно, Совет мог здорово попортить жизнь тем, кто вызовет его неодобрение. Для этого в его распоряжении имелся миллион способов — даже не считая прямого использования магии. В Совет входили люди, умевшие вести жесткую игру с самыми изощренными умами.
В целом Совет представлялся этаким Колоссом — учреждением, крепким, как древнее, но полное жизненных сил, с уходящими глубоко в землю корнями дерево, способное противостоять любому урагану.