— В смысле не знаешь?
— Ну должно же быть у него воображение? Вот пусть сам и придумает, что это такое.
— Любопытно.
— А ты что заказал?
— Я уже давно ничего не заказываю.
— Как это? То есть все грандиозный розыгрыш? И никто не приходит и не дарит подарков?
— Да нет. Просто…
— Просто ты в это не веришь. Держи.
Сую белобрысому елку. Ветки больно хлещут его по лицу и забираются под плащ. Он кашляет.
— Что? И в рот попало?
— Кх. Ты уверен, что тебе нужна именно эта?
— Самая лучшая, которая у меня есть, — влезает гном, довольно скалясь.
— У нее с одного бока все ветви обломаны.
— А вы ее энтим боком к стене поставьте. Кстати, не забывайте, дереву нужна вода.
— Я эльф! Я лучше знаю, что ему надо. Варвары.
— Это еще почему? — обижается бородач.
— Вырубаете лес. Нет чтобы пойти туда и нарядить елку там.
— Ага. Я так и вижу, сидят они на елке, а внизу водит хороводы стая ошалевших от счастья волков! — усмехаюсь я. — Не вредничай! Давай, берись за другой конец елки.
— Ее перевязать надо! Иначе не утянем.
— За это дополнительная оплата, — не теряется гном.
— Сколько с нас за елку?
— Ну… по высоте тянет метра на три.
— Два, — мрачнеет Аид.
— Три, — хмурится гном.
— А давайте измерим, — улыбаюсь я, в кои-то веки решая всех помирить.
Гном сопит, но идет за измерительной палкой. Оказывается — два с четвертью.
— Так… два да еще четверть. Энто значится… будет… пять серебряных!
У светлого дрожит рука, и елка медленно заваливается набок, обламывая себе еще пару веток.
— Сколько?!
— Четыре, — сдается гном.
— Да у тебя написано: десять медяков за метр!
— Эта особенная, — не сдается гном, заслоняя спиной надпись. — Да и мало ли, чего там написано. В северной пещере на стенах тоже много чего понаписано…
— Короче, даю двадцать медяков — и ни единым больше.
— А чего это только двадцать?! — возмущается гном.
— У нее один бок почти лысый — вон там, — показывает пальцем Аид.
— А ты на ней еще попрыгай! Не нравится — не бери.
— Да ладно вам спорить, смотрите, я еще одну елочку нашел. Она чуть выше, но тоже ничего.
Меня прожигают такими взглядами, что я делаю вид, будто я не я и елка мне вовсе не нужна.
— Три серебрушки! И ни единой меньше!
— Пошли, Фтор. Нам тут не рады.
— Да что же это деется! Пришли — товар поломали, над продавцом поглумились и сваливаете? А в пятак?!
На Аида страшно смотреть.
— Ты сейчас на кого рот раззявил, недомерок?!
— Что тут происходит?
В загон с елками входит стражник. Еще трое остаются снаружи. Появились стражники чуть ли не из-под земли.
Вздохнул и отошел от елочной кучи. Почувствовал: не будет у нас сегодня ни елки, ни денег, да и спать будем не дома.
Аид — великий дипломат! В результате у гнома конфискуют елки и тащат их в главное отделение стражи. Перед светлым извиняются, просят его не нервничать. Гному, у которого не оказывается лицензии на торговлю, грозят камерой и баландой на ближайших три года. Так что в его лице мы наживаем кровного врага. Елку, правда, нам дали не очень красивую и лысоватую. Все остальное разобрали довольно перешептывающиеся стражники.
Идем домой, я тащу за собой наш трофей, который планомерно теряет остатки ветвей при трении о мостовую. В итоге за нами тянется зеленый елочный след из отломанных веток и иголок. Гном шагает рядом, почесывая затылок и ругаясь под нос.
— Аид, она мне не нравится.
— Чем? — уточняет хмуро.
— У нее осталось три ветки, и те лысые.
Светлый останавливается и оборачивается. Гном идет дальше, продолжает ругаться на чем свет стоит.
— Н-да. Зато бесплатно.
— Эй ты, стой.
Гном даже не тормозит.
— Если хочешь, можем принести тебе новые елки.
А вот это действует. К нам оборачиваются и вопросительно хмурятся.
— Ты покажешь, где есть неплохие елки. А мы поможем привезти в город еще штук двадцать зеленых красавиц.
— Это без меня. Я не вынесу вида такого количества срубленных деревьев. — Аид все-таки бросает несчастное дерево и, сунув руки в карманы, подходит ко мне.
— Пойдешь лицензию выбивать.
— А чего ее выбивать, — пожимает плечами гном. — Заплати золотой — и живи спокойно.
— Не понял?
— Мне очень повезет, если за такое небольшое количество елок наторгую золотой. И страже золотой отдай. Ну и в чем тогда моя выгода?
— Вот теперь понял, — чешу затылок, думаю. — А что, если я им что-нибудь спою в качестве уплаты за лицензию?
— Ага. А они тебе ответят, тоже в рифму и — пинком под зад.
— Ты не понял, я пою великие вещи. И вообще, я бард с мировым именем!
— Каким?
— Фтор!
— Не знаю такого. Ладно, пошли, что ли, споешь. Все равно никаких идей больше нет. А там видно будет. У вас, ребята, как я погляжу, тоже стабильного заработка нет.
Надо же, какой проницательный.
— Уверен, как только я спою новый рождественский гимн собственного сочинения на пороге казармы, они мне не только выдадут лицензию, но и отдадут свои сердца.
— Блажен, кто верует, — скептически произносит бородач.
Несмотря на скептицизм гнома, мы дошли до главного отделения стражи.
— Давай ужо пой, малец. Пущай у них уши вянут. В конце концов, петь здесь не запрещено. — Меня хлопают лопатоподобной рукой по плечу и мрачно кивают.
Улыбаюсь, набираю в грудь побольше воздуха и начинаю, мысленно вспоминая слова песни, которую сочинил сегодня ночью.
В этот вечер новогодний я хочу вам пожелать
Много счастья, много елок, долго жить, не умирать.
Пусть поменьше преступлений в новом сбудется году,
Пусть маньяки и злодеи вешаются сами на суку.
Пусть вся нежить соберется у огромного костра
И на нем самосожжется, вспыхнув мощно, сразу вся.
Дед Метель спешит, клепает нам подарки день и ночь,
Эльфы деду помогают, эльфы ведь помочь не прочь.
Кому санки, кому ножик, кому деньги, кому баб.