– Эта сила никогда и не принадлежала тебе, Кэр! – сварливо заявила Анита, поднимаясь на ноги и отряхивая платье. – Эта сила принадлежит Слотерам. Ты же – не более чем очередной парадокс, сотворенный нами. Тебя и нет на самом деле! Ты порождение нашего воображения, призрак ноосферы, генерируемой живыми и мертвыми членами клана. Никогда не забывай об этом!
Замок молчал, но его присутствие отдавалось в голове тяжелым гулом.
Скосив глаза на Морта и Джада, я убедился, что оба вовсю борются с желанием подойти и размозжить себе голову о голые стены комнаты, вмещавшей Камень-Сердце. Правильно, пусть помучаются.
– Анита права, – после короткой паузы произнес я. – Сила, к которой ты имеешь доступ, принадлежит Слотерам. Почему ты считаешь, будто, ожив, не сможешь и дальше нести службу? И почему это не сможет делать то… чем ты станешь?
«Я – Камень-Сердце Слотеров! – проревел Кэр так, что наши глаза едва не повыскакивали из орбит. – Я служу клану более трех тысяч лет! Во мне живет память каждого Слотера, когда-либо ступавшего по земле. Никто не смеет подвергать мою верность семье!..»
Я невольно прижал кулак к виску, чтобы голова не треснула. Джад даже опустился на колено, а Морт обхватил голову руками и принялся всхлипывать, как мальчик. Только Анита и бровью не повела.
– Я… не… спорю… – прохрипел я, дождавшись, пока способность связно мыслить вернется. – Я хочу понять, чем опасно дальнейшее развитие событий.
Не знаю, может ли камень смягчиться, но следующие слова Кэра звучали уже… терпимее.
«Есть кто-то иной, кому отныне доступно то, что прежде было доступно лишь мне. А через меня – клану».
Морт сделался бледным как мел, а на лице Джада появилась вымученная ухмылка, наводящая на мысль об оскале крысенка, загнанного в угол.
– И кто это? – опередив меня, спросила Анита, опасно сузив рубиновые глаза. – Кто претендует на могущество клана?
«Как и прежде – лишь тот, кто может претендовать на нее по праву крови».
Нелегко пробраться к смыслу сказанного, когда в твоей голове ревет и грохочет горный обвал. Я настолько отупел от ментального шума, производимого замком, что не сразу понял смысл сказанного. К счастью, Анита с ее отмершими чувствами держалась лучше.
– Ты хочешь сказать, этот человек – Слотер?!
Кэр согласно загудел.
Я был так потрясен услышанным, что на какое-то мгновение даже перестал ощущать головную боль, разламывающую виски. Разорви меня Астарот! Ситуация становилась все более невероятной.
Слотеры могут ненавидеть и презирать друг друга сколько душе угодно, иные даже готовы резать родичей в темных переулках (или стрелять в них исподтишка), заботясь только о том, чтобы ничего не узнал патриарх. Однако всем склокам, междоусобицам и дрязгам приходит конец, когда кто-то или что-то угрожает самому существованию клана.
Это слишком даже для Выродков.
Древняя кровь обязана защищать самое себя!
Остальные, по-видимому, подумали о том же. Лица Морта и Джада вытянулись от изумления: похоже, даже для них слова Кэра стали новым откровением, и даже Анита наконец скривилась, точно хлебнула кислятины.
Нет, никто в семье не мог и помыслить о том, чтобы нанести удар по интересам и могуществу клана! На это неспособен даже такой извращенец, как дядюшка Витар. При всей своей привязанности к смертным, Человеколюб стоял выше предательства. Об этом не принято говорить, но его служение смертным отчасти соответствовало интересам клана, поскольку позволяло решать какие-то проблемы руками властей Ура.
Тогда кто?!
Я потер кулаками виски, собираясь с мыслями, но черно-белая принцесса мертвых снова опередила.
– Это Слотер? – еще раз мрачно уточнила Анита. – Во имя Велиара, что вообще происходит? Кто-то хочет свергнуть Старика? Кому-то не терпится помериться силами с малышом Джайраксом? В чем суть игры?
«Не совсем, – многозначительно пророкотал Кэр. – Он не совсем Слотер, и это не бунт против патриарха».
Дурацкий камень!
Сколько можно громыхать вокруг да около. Что он пытается сказать?!
– Неужели у Сета появился братишка, а в клане – еще один ублюдок? – отняв руки от головы, выдал Морт.
У меня не хватило сил даже разозлиться на него.
– Кэр, я больше не желаю недомолвок и долгих прелюдий. С твоей манерой изъясняться у нас скоро кровь из ушей пойдет. Я хочу знать, в чем корень зла. Сразу. Сейчас же. А потом уже ты расскажешь мне детали – от начала до конца. Итак, кто это тебя?
«Мастер Плоти, Сет», – грохнул замок.
От голоса Кэр-Кадазанга у меня извилины и так вовсю скрежетали друг о друга. Но теперь голова заболела вдвое сильнее, потому что поражение плотью, похоже, начало дурно действовать на Кэра – он нес уже какую-то околесицу.
– Этого не может быть! Клянусь фаллосом Бегемота, этого не может быть! Я убил Мастера недели три назад. Сначала снес ему голову, потом расчленил и кремировал.
Морт попытался фыркнуть, но только надул ноздрёй кровавый пузырь, который лопнул, забрызгав ему щеку.
– Я убил его, – упрямо повторил я, убеждая не то присутствующих, не то самого себя. – Все было сделано очень тщательно – вот этими самыми руками.
Я даже потряс руками в воздухе, словно это что-то доказывало.
«Он здесь, мой мальчик! Я изолировал его физическую оболочку – временно, – рокотал Кэр. – Но он здесь. Во мне! И вне меня».
А все-таки глупо не считаться с очевидным. Разве камень способен лгать?
– Выходит, он жив. Снова. И куда опаснее, чем был раньше, – пробормотал я. – Неужели черная благодать оказалась так сильна, чтобы поднять его из пепла? Не верю. С чего Герцогам так благоволить смертному мальчишке?
«Это не Шестеро, Сет. Твой сын вытащил колдуна из прошлого. Выдернул его из той самой частоты времени, где ты нанес удар, лишивший Мастера головы».
Каменный речитатив Кэра перемалывал мозги исполинскими жерновами, но я, сжав зубы, старался не отвлекаться, чтобы не пропустить ни одного слова.
Морт и Джад мялись, пряча глаза.
Анита грязно ругалась.
Мне тоже хотелось разразиться каскадом проклятий, но я просто постеснялся позориться перед тетушкой, ибо так витиевато и с таким обилием новых и весьма интересных слов и словообразований выдать тираду просто не сумел бы. Уж не провела ли наша принцесса недельку в портовых кабаках Сильверхэвена?
Зато, когда Анита стихла, я нашел что сказать Морту.
Обернувшись к сыну, прохрипел, растирая зубы в порошок и с трудом удерживаясь от желания немедленно применить пистолет в воспитательных целях:
– Что ты сделал, гаденыш? Разве я не запрещал тебе пользоваться своими способностями для прыжков во времени? Ты представляешь себе, чем это может завершиться? Ты представляешь, какую дыру всякий раз пробиваешь в ткани мироздания?