Придя домой, Александр Андреевич уселся за стол, достал лист бумаги. «Дорогой приятель, старинный и нынешний сосед!..» — писал он Емельяну Григорьевичу Ларионову, правителю острова Уналашки. На полных четырех страницах Баранов рассказал о событиях на Кадьяке и поделился своими предположениям о гибели фрегата «Феникс».
Александр Андреевич все еще ждал епископа Иоасафа. Сердечные отношения у них не сложились, но все же отец Иоасаф был умным человеком и в конце концов с ним можно было договориться. До слуха Баранова доходили нелестные суждения Иоасафа о его нравственности и деловых качествах. Но правитель в трудах и заботах мало обращал на них внимания. Самое главное, Иоасаф умел держать в руках своих строптивых подчиненных.
Но бесповоротно правитель поверил в гибель фрегата, когда с острова Еврашьечего ему сообщили о корабельных обломках, выброшенных на берег. Это были двери с нижней подборкой, сделанные из чугачской лиственницы, и часть бушприта. Море выбросило на остров и несколько ящиков восковых свечей.
Прошел еще месяц. Неожиданно в Павловскую гавань вошло первое судно Соединенных Американских Штатов «Энтепрайз». Республиканец шел из Бостона вокруг мыса Горн долгих пять месяцев. Он останавливался на три дня у Сандвичевых островов и два дня провел на ситкинском рейде. Капитан Джемс Скотт доставил Баранову донесение из крепости архистратига Михаила. В крепости все благополучно. За время отсутствия Баранова Медведникову удалось упромыслить более трех тысяч бобровых шкур.
Просматривая письмо в капитанской каюте, Александр Андреевич с удовольствием прихлебывал ароматный кофе из маленькой чашечки.
— Господин Баранов, — предложил капитан Скотт. — У меня большой выбор товаров. У вас много пушнины, давайте произведем обмен.
— Это невозможно. По нашим правилам все приобретенные меха должны делиться между компанией и промышленными.
— Жаль, очень жаль, господин Баранов. У меня есть мука, кофе, чай и отличная солонина. Есть ром, вино. И для торговли с туземцами полный набор товаров.
После долгого разговора Александр Андреевич решил продать только две тысячи чернобурых лисиц, так как морских бобров американец ценил очень дешево.
— Вы знаете, господин Баранов, война в Европе продолжается, — закончив сделку, сказал капитан. — Я слышал, что Испания, действуя соединенно с Францией, намерена вооружить фрегат и послать в ваши колонии. Купите у меня полсотни хороших ружей и восемь пушек. Уверяю вас, они могут пригодиться.
Американец простоял в гавани две недели. Он заменил загнившую в бочонках воду водой из родника, просушил паруса. Баранов снабдил его самой лучшей рыбой.
Попрощавшись с гостеприимным хозяином, Джемс Скотт вышел из гавани, троекратно выпалив из пушек. Крепость ему ответила.
Совсем еще недавно республиканцы note 18 воевали с англичанами.
Российское правительство, хотя весьма деликатно и осторожно, но все-таки помогало республиканцам в трудные дни их борьбы за свободу и независимость.
А сейчас, после одержанной победы, американцы переживали бурный подъем торговли и мореплавания. Европейские войны разоряли европейских купцов и судовладельцев, но несли процветание и невиданные ранее барыши американцам.
Граница Соединенных Штатов простиралась от Атлантического океана до реки Миссисипи и от Канады до Карибского моря. К востоку от Миссисипи располагались необозримые земли, которые еще предстояло заселить. Американцы-республиканцы пока еще не могли притязать на земли, расположенные по соседству с Русской Аляской, слишком далеко они отстояли.
В Стрельне коляску генералиссимуса, где он лежал больной, обложенный перинами, встречали многие петербуржцы.
20 апреля поздно вечером Суворов въехал в Петербург через воздвигнутые в его честь триумфальные ворота. Он чувствовал себя очень плохо и, не заезжая в Зимний дворец, где его ждал император, остановился у своего племянника, графа Хвостова.
— Опять глупая выходка старика! — сказал разгневанный Павел. — Извольте, князь, — обратился он к Петру Ивановичу Багратиону, — немедленно навестить Суворова, поздравьте с приездом и узнайте, настолько ли он болен, что не мог прибыть к своему государю.
Александр Васильевич лежал в постели, часто впадая в беспамятство. Доктора терли ему виски и давали нюхать разные снадобья.
Две недели Суворов боролся со смертью. По временам сознание возвращалось к нему. Он старался крепиться, вставая с постели. Однако опять наступало ухудшение. Врачи потеряли всякую надежду. 5 мая генералиссимус, чувствуя приближение смерти, призвал своего духовника и простился со всеми, кто его окружал. Ночью начался бред. Последними словами Суворова были: «Генуя… Сражение… Вперед!»
6 мая старый солдат и великий полководец перестал дышать. Видать, все силы пришлось отдать Александру Васильевичу на ожесточенные бои с французами, занимавшими неприступные позиции в Альпах, на невиданный переход через покрытые снегом вершины.
На другой день дом, где скончался Суворов, обступили толпы народа. Здесь были не только петербуржцы, но и приехавшие из других мест. Нескончаемой лентой проходили провожающие в траурную залу, к дубовому гробу Александра Васильевича.
Трое суток прощались русские люди с усопшим полководцем.
В свой последний путь Александр Васильевич вышел солнечным утром 9 мая. Впереди выступало духовенство столицы. Далеко раздавалось церковное пение. За гробом, низко склонив голову, со слезами на глазах шел поэт Державин.
Несметное множество народа шло за печальной колесницей. Позади двигались войска со знаменами, обвитыми черными лентами. Три армейских гарнизонных батальона. Гвардия не присутствовала под предлогом усталости солдат после парада.
Барабаны глухо отбивали похоронный марш. Шествие замыкали артиллерийские орудия, тяжело громыхавшие по мостовой. Пушки везли черные лошади.
Император Павел не счел нужным проститься с народным героем. Полные воинские почести генералиссимусу при погребении не были оказаны.
Император выехал с небольшой свитой на угол Невского и Садовой, где ждал печальную процессию. Когда гроб полководца поравнялся с ним, его величество снял шляпу и сказал громко:
— Так проходит слава мира сего.
За спиной императора раздался громкий плач. Плакал генерал-майор Зайцев, участник последних походов Суворова. Все ждали грозы. Но Павел, обернувшись, похвалил Зайцева за искренность.
Наследник, великий князь Александр, сказал в этот день:
— Государю завидно было, что князь Суворов приобрел такую славу, а не он сам. От сего в нем родилась зависть и ненависть ко всем, служившим в сей знаменитой кампании.