— Се-э-эт…
Убрав ногу, я пригнулся, примериваясь, как бы ловчее вонзить кол ему в грудь, чтобы избавить от страданий, слишком мучительных даже для того, кто уже разок умер.
Недооценил я живучесть и хитрость этого мерзавца.
Смирившийся, казалось бы, со своей участью, Ренегат загреб полной горстью земли, сделавшейся влажной от его крови, и швырнул мне в лицо. Бросок застал меня врасплох. Комья грязи залепили глаза, набились под веки, полностью лишив зрения.
Зарычав скорее от ярости, нежели от рези в глазах, я вслепую ударил туда, где корчился этот измочаленный ошметок плоти. Осиновый кол прочертил в воздухе короткую дугу и сломался, ударившись о камень. Бросив его, я упал на колени, вслепую загребая руками в надежде зацепить Ренегата и не дать ему уползти, но пальцы зачерпнули лишь по горсти земли и прелых листьев.
Чтобы очистить глаза от грязи да проморгаться, потребовалось несколько коротких секунд, но Ренегату вполне достало их, чтобы исчезнуть.
Ушел.
Чресла Бегемота! Ушел с переломанными ребрами, практически оторванными ногами и раной в животе размером с кулак!
Я прямо не мог в это поверить.
Вампиры, даже низшие, конечно, обладают способностью к регенерации и могут быстро восстанавливаться после самых страшных ран… но ведь не так быстро! Да, рваные или рубленые раны на теле носферату затягиваются в считанные минуты, однако раздробленные или сломанные кости — другое дело. Тут требуется отдых в мертвой земле в течение пары часов как минимум. У Ренегата же не было и пары минут. Уползти и закопаться в землю за отпущенные секунды было бы невозможно, равно как и произвести трансформацию в животное или туман…
Тогда где он?
Подпрыгнув, я уцепился за козырек ближайшего мавзолея, подтянулся и взобрался наверх, чтобы окинуть взглядом погост.
Никого. Ренегата и след простыл. Только в паре мест тускло догорали клочки тряпья, пропитанного маслом. Кладбище было пустым и мертвым.
— Ты меня удивил, гаденыш, — хрипло пробормотал я, тыльной стороной ладони размазывая грязь по лицу, — Честное слово, удивил. А это, поверь, нелегко.
От руки, оказавшейся у самого носа, нестерпимо несло желудочными нечистотами, сквозь вонь которых слабо пробивался запах серы. Так пахнет много чего, но если ты живешь в Уре, Блистательном и Проклятом, то первые вещи, которые приходят в голову: Преисподняя и Древняя кровь, сваренная в ее глубинах. На мгновение я застыл, пораженный страшным открытием.
Пахла не моя кровь. Ренегат, правда, немного расцарапал мне плечо, но рана почти не кровоточила — защитила толстая кожа колета. Адом несло от крови самого вампира.
«Родич»?
Полный смятения, я спрыгнул с крыши мавзолея. Под ноги попало что-то скользкое — не то кучка разложившихся листьев, не то полусгнившая от сырости деревяшка. Не удержав равновесия, я ткнулся носом в землю, угодив прямиком туда, где минуту назад бился в агонии шалый вампир.
Что-то тускло блеснуло во взбитой Ренегатом грязи.
Я протянул руку и осторожно, словно запускал пальцы в банку, кишащую ядовитыми пауками, взялся за блестящий предмет. Не требовалось тереть находку об одежду, очищая от налипшей глины, дабы понять, что это. На ладони у меня лежала фибула, некогда скреплявшая завязки плаща. Высверленный изнутри костяной кружок с искусно вырезанным орнаментом, обрамлявшим серебряную фигурку обнаженной женщины.
— Чтоб меня, — пробормотал я, не в силах отвести взгляд от находки.
А по краю кладбища уже рассыпались цепью огни фонарей. Городская стража, наконец, подоспела.
Как всегда, поздновато.
Не люблю фанатиков.
То есть в мире вообще существует изрядное количество вещей, которые я не люблю, но фанатичность занимает позицию где-то в самом начале длинного списка Сета Ублюдка Слотера.
Посему, глядя в глаза молодого Пса правосудия, я чувствовал, как у меня желваки начинают ходить, и надеялся, что бравый служака в малиновом плаще не примет это за спектакль, рассчитанный на его устрашение. Я не играл. Я искренне злился.
— Боюсь, милорд, я буду вынужден настаивать, — упрямо повторил Пес, слегка наклоняя голову вперед, будто собираясь бодаться.
По каменному лицу офицера было невозможно понять, что он там себе думает. Другое дело рядовые стражники — бледные, перепуганные, нервно поглядывающие друг на друга в поисках поддержки. Сама мысль о возможной стычке с одним из Выродков (да еще таким здоровым!) пугала их до дрожи в коленях.
— Будешь спорить? Со мной?
Я зло прищурился.
— Я выполняю приказ, милорд, — ровным голосом сказал Пес, — Его светлость вице-канцлер Дортмунд был уверен, что мы найдем вас здесь, и приказал доставить к нему на аудиенцию.
Краем глаза я заметил, как в нашу сторону направляется еще одна фигура в малиновом плаще. На ходу офицер одернул полу, блеснув серебряными нашивками, сплетавшимися в слова «Кара» и «Оберег». Слова-девизы украшали стилизованные изображения двулезвийного меча, вышитого на плаще. В них заключалась вся суть службы Псов: карать виноватых и оберегать невиновных.
Псами правосудия в городе называли старших офицеров городской стражи, подчинявшихся напрямую Второму Департаменту Магистрата. Называли уже так давно, что оскорбительное прозвище успело сначала приобрести двойной смысл, а затем и вовсе превратиться в официальное звание, ставшее со временем весьма почетным.
Кандидатов в Псы тщательно отбирали из большого числа претендентов, учитывая не только физические, но и личностные данные. Среди офицеров было не сыскать не только малахольных и низкорослых, но также слишком робких, либо, наоборот, чрезмерно рьяных. Как один рослые и плечистые, выдержанные и непоколебимо приверженные букве закона, они на все сто соответствовали своему прозвищу. Настоящие городские псы, которых не просто выдрессировали и натаскали, но буквально вывели как породу, чтобы поддерживать порядок на улицах древнего кровожадного города…
О работе Второго Департамента, где создавали Псов, в Уре ходит так много слухов, что рядовые горожане предпочитают даже название его произносить страшным шепотом, многозначительно выпучив глаза и косясь по сторонам. А ведь, казалось бы, сие ведомство занимается делом почетным, если не сказать благородным — на Втором Департаменте лежит обеспечение как внешней, так и внутренней безопасности Блистательного и Проклятого.
С внешней безопасностью при этом всегда было не в пример проще. Любого внешнего врага, будь то тортар-эребские полчища, армия новейшего образца, выставленная республикой Лютеция, Ур рано или поздно бил и ставил на место. А вот управляться с последствиями поступков собственных граждан с такой же эффективностью получалось далеко не всегда. Ур, черт бы его побрал, город больших возможностей. А для некоторых даже несоразмерных. От иного сумасшедшего нелегального колдуна беды бывает больше, чем от полка вооруженных до зубов солдат. Только на моей памяти Блистательный и Проклятый пару раз стоял на грани полномасштабной катастрофы, грозя ухнуть в тартарары.