Что-то похожее на «дуэль по-гейворийски» сейчас у нас и раскручивалось. Только руки были сцеплены правые и без всякого ремня, а ножа у меня не имелось. Точнее, он имелся (и не один!), но достать оружие не представлялось ни малейшей возможности — иберриец атаковал без передышки.
Сцепившись в неразрывное целое, мы какое-то время отплясывали по задымленной комнате лишенный всякой грации танец, дикий и смертельно опасный. Удерживая вурдалака за руку, все еще вооруженную кинжалом, я лихорадочно пятился, выписывая ногами круги и стараясь не запнуться ненароком. Иберриец же наседал, словно рассвирепевший хорек.
Особого выбора у меня не оставалось. Отпусти я правую руку иберрийца — и отбиваться придется сразу от двух клинков, пользоваться коими вурдалак оказался большой мастер. Не отпускать — значит держать врага на опасно короткой дистанции, позволяющей достать тебя ловким выпадом второго кинжала. Пресловутые выпады и без того следовали один за другим. Я едва-едва успевал отбивать их безоружной левой, не смея отвести ее назад, чтобы дотянуться до даги за поясом или до одного из пистолетов в подсумках.
Прекрасно осознавая преимущества и недостатки своего положения, иберриец — ушлый малый — и не пытался вырваться. Напротив, вурдалак следовал за мной как приклеенный, осыпая градом беспорядочных ударов. Он не первый раз участвовал в поножовщине и отдавал себе отчет: попытка вырваться из хватки более крупного и сильного противника чревата. Она потребует от него рывка назад всем корпусом. А это даст мне ровно тот клочок пространства между нами и ровно то мгновение, которые потребуются, чтобы вытащить пистолет и взвести курок (последнее можно сделать и одной рукой — об бедро). Ему ничего не оставалось, кроме как вести свою партию, беспрерывно атакуя с левой руки. Пуля, выпущенная мной почти в упор, похоже, ничуть не сказалась на боевых качествах незваного гостя. Она лишь чиркнула его по ребрам, не причинив особого вреда.
Будь это кулачный поединок, все могло бы уже закончиться. Несмотря на сверхъестественные живучесть и силу, присущие культивированным полунежитям, в соперники Сету Слотеру иберриец никак не годился. Я превосходил его и весом, и физической мощью, и свирепостью. Уравновешивал нас только кинжал, зажатый в свободной руке незваного гостя.
Отточенный клинок порхал, подобно бабочке, прилетая то сверху, то снизу. Вурдалак показал себя настоящим виртуозом игры с ножом. Он мгновенно менял хваты на рукояти кинжала, а с ними — углы атак и выпадов, делая их совершенно непредсказуемыми. Повинуясь опытной руке, кинжал разил с удивительным проворством и разнообразием, чередуя секущие, режущие и колющие удары.
Все, что я мог им противопоставить, — собственную руку, слабо защищенную рукавами куртки и колета, которые быстро превратились в кровавую бахрому. Часть ударов я сумел блокировать, отбивая клинок в сторону, но куда большее их количество пришлось принять, что называется «на кость». С начала схватки не прошло и минуты, а иберриец уже искромсал мне все предплечье. Я получил больше дюжины ран и порезов, кровь из которых так и хлестала, однако серьезных увечий все еще удавалось избегать — лезвие вурдалака пока не задело ни вен, ни сухожилий. Впрочем, учитывая ситуацию и расстановку сил, это можно считать лишь вопросом времени.
Серный запах Древней крови густо перемешался с кислой вонью сгоревшего пороха.
Азартно орудуя кинжалом, иберриец в какой-то момент оказался ко мне особенно близко. Его мелово-белое лицо, превращенное свирепым оскалом в дьявольскую маску, заслонило всю комнату. Ощеренные зубы и безумные, почти лишенные зрачков глаза влажно блестели в предвкушении близкой победы… Тем приятнее было увидеть, как отблески кровожадного ликования вдруг погасли, а черты дьявольской маски размылись, обнаружив под собой испуганную личину вора, схваченного за руку.
То есть за обе руки.
Наступила моя очередь ощерить клыки.
— Попался?
Вурдалак дернулся раз, другой, но безуспешно. На белом лице проступили признаки нарастающей паники. Еще рывок, еще, еще, еще!..
Он потерял хладнокровие и лихорадочно забился в тисках моих пальцев, впустую расходуя силы; затрепыхался, точно огромная рыба, которую умелый рыбак выводит из глубины на леске.
Мои ладони были влажными и скользкими от крови, что, казалось, давало ему шанс вывернуться… но в том-то и дело — казалось.
Шпаги, пистолеты, кинжалы… Ха! Моим главным оружием всегда были и остаются собственные лапищи: две ладони, каждая шириной со сковороду, и толстые пальцы, способные завязать в узел кованый гвоздь. Я чуть нахмурился и усилил хватку, чувствуя, как сминается под пальцами помертвевшая плоть, как начинают похрустывать кости иберрийца. Кинжалы глухо стукнули об пол, один за другим выскользнув из онемевших рук вурдалака. Пинком сапога я отбросил их в сторону.
С отчаянным рыком иберриец сократил расстояние меж нами и попытался заехать мне коленом в пах, однако чего-то подобного я как раз ожидал и успел принять удар на бедро.
Мы все еще топтались по комнате, как два диковинных и несуразных танцора, но теперь в этом танце вел уже я.
— Последний шанс закончить все быстро… — прошипел я в искаженное ненавистью и страхом лицо, — Кто послал? Говори!
Вместо ответа голова полунежити прянула вперед с такой скоростью, что я едва-едва успел отдернуться в сторону. Лязгнув зубами, точно пастью капкана, чертов вурдалак цапнул меня за шею. Зацепить сумел лишь самыми краешками зубов, однако и этого хватило, чтобы содрать лоскут кожи.
Ну, надо же! Подпустить полукровососа к своему горлу! Теряешь хватку, Ублюдок…
Ярость ударила в голову кроваво-огненным комом.
Рыкнув, я откачнулся назад и тут же сам саданул лбом в лицо противнику. Пушечное ядро едва ли сделало бы работу лучше. Мясистый нос навсегда перестал выдаваться на физиономии иберрийца, безумные глаза погасли, а сам он тут же залился кровью и весь обмяк. Не давая вампирскому прихвостню опомниться, я шагнул назад и вбок и закружился на месте, раскручивая головореза на вытянутых руках, точно камень в праще.
Пробежав несколько шагов на подгибающихся ногах, он сбился с шага, потерял равновесие, поплыл-полетел, подхваченный силой инерции, а затем на короткое мгновение ощутил, что его руки свободны. Эта свобода недолго длилась и ни на что не сгодилась — стоило мне разжать пальцы, как раскрученное тело полетело прочь и со всего маха врезалось в один из шкафов, ломая как его полки, так и ребра вурдалака.
Под обломками шкафа и ворохом высыпавшихся из него вещей иберриец затих, напоследок артистично подрыгав ногой.
Подобрав шпагу, я приблизился к поверженному врагу и кончиком клинка начал откапывать его, аккуратно отбрасывая в сторону куски дерева и тряпки, одновременно удерживая кучу, образовавшуюся на полу, под прицелом «единорога».
Руку мерзавец исполосовал мне на совесть. Кровь тонкими тягучими струйками стекала на пол, жадно впитываясь ковром, сбитым ногами в один большой комок. Простыми повязками тут не обойдешься, придется наложить не один десяток швов… все равно беспокоиться о спокойном сне доктора Шу уже глупо. Почтенный бакалавр медицины наверняка проснулся от шума и теперь не посмеет сомкнуть глаз до самого утра. И славно! Не откажет же он, несмотря на поздний час, своему самому именитому клиенту? Тем более не в его положении привередничать — благодаря соседству с Выродком бедняга доктор помимо спокойного сна и душевного равновесия потерял еще и добрую половину клиентуры. Ему грех пренебрегать приработком.