– Здорова! – поклонилась Млава.
– Дом купила?
– В посаде, на отшибе.
– Отчего на отшибе?
– Так я ж поганая! – усмехнулась Млава. – В городе нельзя. Мне лучше в отдалении. Бабам, которые ко мне ходят, нравится.
«Ну, да! – подумал Иван. – Плод тайный вытравить…»
– Не боишься одна? Вдруг тати?
– Не тронут! – хмыкнула Млава. – Могу и к смерти заговорить!
«И вправду может! – поверил Иван. – Ляхов-то вон как! Пусть не насмерть, но лишить мужиков удовольствия… Как только не убили?»
Ивану смертельно хотелось видеть жену, но Млава стояла, преграждая дорогу. Прогнать было неловко.
– Хозяйство завела? – спросил Иван, гадая, как побыстрее спровадить ведьмарку. – Корову там, кур?
– Недосуг! – ответила Млава. – Люди идут и идут. Проведали, что сына твоего принимала. Не бедствую.
– Осталось мужа выбрать! – заключил Иван. – Женихи, небось, за воротами стоят!
Млава отчего-то нахмурилась и обожгла князя сердитым взглядом.
«Что это с ней? – удивился Иван. – Любая девка о женихах мечтает…»
– Пойду! – поклонилась Млава.
– Господь навстречу! – пожелал князь. – Как-нибудь загляну.
– Буду ждать! – прошелестело в спину, но Иван этого уже не слышал.
Толкнув дверь, он влетел в ложницу и замер. Его появления не заметили. Оляна стояла у ложа, простоволосая, в одной рубахе, и возилась с младенцем. Тот лежал поверх покрывала и сучил задранными кверху ножками.
– Ты это зачем?! – ворковала Оляна, показывая сыну смятую пеленку. – Только что перепеленала! Пошто напрудил? Погодить не мог? Нехристь!
Ребенок что-то неразборчиво лепетал.
– Ага! – не согласилась Оляна. – Так я и поверила! Выставил вот! – Она коснулась хоботка, свисавшего между ног младенца. – Нашел чем хвалиться! Ты у батьки не видел!
Иван почувствовал, что краснеет.
– Расскажу ему, как вернется! – продолжала Оляна. – Он тебе… – Оляна задумалась. – Он тебя отшлепает! – добавила вдохновенно. – Вот так! – Она легонько коснулась ладошкой попки ребенка.
Смотреть на эту сцену было невыразимо приятно. Иван поколебался, но не утерпел.
– Давай не будем его бить! – предложил тихо. – Он еще маленький.
– Ой! – Оляна выронила пеленку. – Некрас! Приехал!
Спустя мгновение она висела на шее мужа, обняв его руками и ногами. Только громкое чмоканье нарушало установившуюся в ложнице тишину.
– Не чаяла так скоро! – сказала Оляна, глядя на мужа счастливыми глазами. – Так сполохом!
– Соскучился! – Иван осторожно опустил жену на пол. – На смоке летел.
– Гляди!
Оляна метнулась к ложу и вернулась с младенцем. Сунула его мужу и встала рядом.
– Видишь, как вырос! Уже улыбается!
Иван молча разглядывал сына. На его взгляд, ребенок остался таким же. Разве что кожа посветлела да взгляд стал более осмысленным. Спорить с женой, однако, не хотелось. Внезапно личико младенца покраснело и напряглось. Снизу что-то треснуло.
– Паршивец!
Оляна выхватила младенца из рук мужа и отнесла на ложе. Подхватив уроненную пеленку, быстро вытерла ей попку ребенка и вернулась к мужу. Встав перед ним на колени, стала тереть пеленкой подол рубахи.
– Он…
Иван, склонившись, растерянно смотрел на желтое пятно на рубахе.
– Ой, не могу!
Оляна швырнула испачканную пеленку в угол и засмеялась.
– Никакого вежества! – поддержал Иван. – И в кого такой?
Все еще смеясь, он расстегнул пояс, бросил на лавку, после чего потащил через голову рубаху. Швырнув ее на пол, двинулся к сундуку – взять свежую.
– Некрас!
Иван оглянулся. Оляна, не отрываясь, глядела на его спину. «Вот ведь! – укорил себя князь. – Совсем забыл. Там же синяки!»
– С коня упал, – забормотал он смущенно. – Ушибся малость.
– Не лги! Стрелами били! Вот, вот и вот!
Подбежав, Оляна тыкала в синяки пальцем.
– Так не пробили же! – вздохнул Иван. – На мне накладной доспех был.
– А если б ниже? Или в шею? Как бы мы без тебя?
Оляна заплакала. Иван, обняв жену, гладил ее по голове. «А ведь права! – думал тоскливо. – Случись что, им не выжить. Да и другим… Какой-никакой, но князь. А нет меня, так и земля ничья. Приходи, кто хочет, бери! Родню Ивана и друзей его при этом – в расход, чтоб под ногами не путались. И почему я такой дурак! Сколько людей жизни свои с моей связали! Зачем лез под стрелы? Нельзя было щит за спину бросить!»
Думая так, Иван прекрасно понимал: со щитом вышло бы хуже. В этом случае целили бы в шею. Или в ноги. Стрела в горле – смерть быстрая, в бедренной кости – долгая и мучительная. Операций здесь не делают, подохнешь от гангрены, стеная от боли. Волынь его, но стоила ли она жизней дорогих ему людей?
Младенец на ложе внезапно захныкал. Оляна метнулась к нему, схватила и прижала к груди. Ребенок затих. Иван подошел и обнял обоих.
– Оляна! – сказал тихо. – Я обещаю…
Что он обещает, сформулировать не удалось, но жена поняла. Прижалась к его груди мокрым лицом, а затем поцеловала. Куда дотянулась…
На следующий день крестили Ивана Ивановича – ситуация позволяла. Гонцов с наказом исполчить рати выправили, дружина из Владимира еще шла, до дня, когда войско двинется навстречу Великому, оставалось время. А вот сын пребывал в нехристях месяц – скандально много, по местным представлениям.
Церемония проходила в соборе. Родителям на ней присутствовать не полагалось, о подробностях мы узнали позже. Иван Иванович не подвел – вел себя по понятиям. Истошно орал, когда его макали в купель, обмочил крестную мамку, после чего успокоился и уснул. Домой его так и принесли: спящим и с крестиком на груди.
Крестик подарила Ефросинья, в придачу последовал серебряный поднос с серебряным же кубком немецкой работы – княгиня, оценив честь, не поскупилась. Гости цокали языками, разглядывая дар. С княгиней мы прежде не встречались. Я представлял ее степенной, умудренной годами женщиной, а увидел девчонку, порывистую и смешливую. Ефросинье минуло лишь девятнадцать. Как ни старалась она казаться взрослой: говорить плавно, ступать степенно, но девичья непосредственность лезла наружу. Рассказывая о крещении, Ефросинья живо передавала подробности, дойдя до бесчинства, сотворенного крестником, не выдержала и засмеялась. Вслед захохотали гости.
– Летник пришлось менять! – пожаловалась княгиня, вытирая проступившие от смеха слезы. – Здоров у тебя сын, княже!